Попытка эскапизма

Феликс, поймав жестокий взгляд главной, как он понял, женщины, старался повторять все узоры танца, спотыкался о землю, не падая только из-за жёстких пальцев, сжимающих его ладони, возвращался в танец и смущённо улыбался, изо всех сил избегая взглядов.

Вскоре то ли от жара костров, то ли от быстрой нескончаемой пляски стало тяжело дышать. Феликс с трудом повторял усложняющиеся танцы, не закрывая пересохший рот и плечом отводя прилипающие к лицу пряди, а каждый прыжок казался всё тяжелее, и, приземлившись, распрямлять колени и двигаться дальше становилось невыносимо.

Музыка стихла, каменные пальцы разжались, Феликс упал на колени, медленно отполз от костра и лёг на землю. Она пахла пылью, сухой травой и была такой же отвратительно тёплой, как всё вокруг. В груди горело, частые глубокие вдохи не спасали от нехватки воздуха, тело гудело от усталости, а в голове разливалась тупая боль. Сколько он танцевал с этими девушками? Час? Два? Небо над поляной всё в тёмных облаках – то ли день, то ли вечер.

Не разобрать.

Несколько черноволосых девушек в белых платьях с красной вышивкой по рукавам и подолу подошли и опустились полукругом вокруг Феликса. Одна помогла сесть и взяла за руки, другая потянула резинку, распуская влажные от пота волосы, третья запела на чужом языке, улыбаясь и глядя хитрыми глазами, в которых плясали отблески жарких костров. Феликс с опаской смотрел на девушек, которые всё подходили, усаживались рядом и подхватывали песню.

Множество рук гладило, разминало уставшие мышцы, касалось головы и волос, лёгкими движениями успокаивая боль. Духота и тяжесть во всём теле превратились в пьяную усталость, растекаясь мягкой леностью до кончиков пальцев. Феликсу подали золотой кубок с алой жидкостью, поблёскивающей от сполохов пламени, и тот, едва уловив лёгкий винный запах, в три больших глотка выпил до дна. Несколько капель сорвались с кромки кубка на руку, и одна из девушек, произнеся с упрёком: «Нельзя проливать, дорогой гость», собрала их поцелуем.

– Тебе нравится наша жизнь? – тихо прошептала другая, убирая волосы с уха, и от её дыхания свело шею и поясницу. – Ты бы мог выбрать её, остаться здесь…

Феликс смотрел на девушку, в шальные глаза, на беспорядочно вьющиеся тёмные кудри, бледные губы, которые она часто облизывала, будто те пересохли, яркий румянец на щеках и отдалённо чувствовал что-то неправильное.