Общее место

Или, как говорит наш старший консультант Марк — не наша юрисдикция. В сторону государственности и всяческой под и над законности и административной вспученности — ни шагу. Не по Сеньке шапка. Мы занимаемся только мелкой пакостью. И ничего больше. Ни-ни…

Марк, кстати, в минуту душевной слабости, закусив сигарету и прижавшись дряблой щекой к стакану с портвейном, зажатому в кулаке, шептал, что в его юности эти столбы были куда чернее и отливали красным. Можно сказать, парили кровью. И выше вздымались. Да и больше их было, едва ли ни над каждым жэком, а то и над отдельными квартирами и людьми.

А вокруг все было серым. А если что и вспыхивало, то лишь на мгновение, и сразу гасло, подрагивая…

Он знает, о чем говорит. Его детство — это предвоенные годы, юность —послевоенные… Понятно, что речь идет о той, давней войне, не о том, что происходит сейчас… Сколько же ему лет? Лизка, что мчалась к нему на такси с медицинским саквояжем, когда у Марка схватывало сердце, говорила, что за девяносто. Тогда все сходится.

Кстати, от него же долетало, что в 53-м чернота не развеялась. Так, чуть меньше стало красным поблескивать. Ну, так зато сейчас оно сверкает в полную силу. Или Марку из его Сокольников не видно? Вовка говорит, что и парит кровью. В нос бьет и от висков к ушам давит. Это я все вижу глазами, хотя и не только. Он чувствует и слышит. Особенно когда ветер с запада и юго-запада. А Петька Пошагин чует и то и дело повторяет с ухмылкой, что как бы мы ни трепыхались, нам скоро настанет белый пушной зверек. И поделом. Кто ж так воюет?

По словам Марка иногда чернота и на площадях за пояс захлестывала. А то и с головой накрывала. Сам он этого не видел. Передавали очевидцы. Теперь очевидец я. В самом прямом смысле. На Арбате не захлестывает, все-таки высокое место. Но если спуститься к Моховой, можно и захлебнуться. Если смотреть, конечно. В метро вообще беда. Только Вовка рискует туда заходить. Иногда Петька. Но я еду на такси.

Палец резать не пришлось. Оторвал заусениц, что давно напрашивался, разглядел каплю крови, поморщился, сунул палец в рот.

Черт, надо было на левой руке отрывать, я же правша.

Водитель такси посмотрел на меня с интересом. Сначала я подумал, что он разглядел стрелу, но нет, смотрел на вставленный в рот палец.

— Есть бактерицидный пластырь, — вежливо предложил он.

— Спасибо, не надо, это зуб, — соврал я, с трудом выговаривая слова с пальцем во рту. — Поехали.

— Поехали, — вздохнул таксист. Ехать было недалеко.