Хрустальная ложь

Неожиданно она поняла, что незнакомец из Италии решил ей доверить нечто важное, и это не очередной безумец, пытающийся продать музею «редкую вещицу».

– Я приеду. Пришлите, пожалуйста, ваш адрес.

– Прекрасно. Просто камень с души упал, – голос француза зазвучал гораздо увереннее. – Я зарезервировал для вас номер в отеле Westin Excelsior.

– Уже зарезервировали для меня отель? – Николь усмехнулась.

– Да, потому что из-за исторически значимой выставки астролябий, найти номер в приличном отеле не так-то просто.

– И вы были уверены, что я соглашусь приехать? – Николь улыбнулась.

– Очень надеялся быть убедительным, – голос в телефоне отразил лукавство. – До завтра, Николь. Позвоните мне, когда прилетите в Рим и мы договоримся о встрече.

В телефоне послышались короткие гудки.

Глава 2

Россия. Москва. Лубянская площадь.

Московское утро началось с густого тумана. Капризная ноябрьская погода устроила промозглую слякоть. Порывистый ветер заунывно наигрывал однотонную мелодию на голых ветках деревьев.

Вчерашняя пушистая и белая сказка превратилась в тоскливую чавкающую жижу. Небо давило на город влажной тяжестью. С него как-то неуверенно летел мокрый снег, временами превращаясь в серый дождь. Потом он снова начинал лепиться белым кружевом на карнизы домов, провода, и везде, где мог удержаться.

Генерал ФСБ Иван Буров, высокий лысоватый служака с глазами буравчиками, в глубокой задумчивости стоял у окна своего кабинета на Лубянской площади. Он невидящим взглядом наблюдал за гипнотизирующим спектаклем осенней погоды.

Было слышно, как мерно перестукивают по карнизу тяжёлые капли дождя. Казалось, даже в тёплом кабинете пахнет осенней сыростью.

Генерал Буров медленно несколько раз сжал пальцы левой руки. В молодости во время командировки в Судан он получил ранение. Рана зажила, а привычка тренировать мышцы ладони осталась. Это помогало ему сосредоточиться и взять нервы под контроль. Генерал медленно повернулся и уселся за стол. Некоторое время он задумчиво перекладывал документы, тронул старинную чернильницу, оставшуюся здесь, как реликвия, ещё со времён одного из главных романтиков русской Революции Феликса Дзержинского.

В кабинете всё свидетельствовало о безукоризненном порядке, буквально до одержимости. По стенам развешаны весомые регалии и обязательный портрет президента. Документы лежали ровной стопкой на столе, лишь серая, явно старая, открытая папка выделялась на полированной поверхности. Генерал тронул бумаги, выдвинул фото.