Фуга с огнём

— Я позвоню, — произнесла едва слышно. Так, чтобы только я услышал. — Не скучай!

Я повернул взгляд в сторону, в которую она указала, и остолбенел. Натурально остолбенел почти на минуту. Хорошо, что Мария с детьми уже успела уйти с улицы.

За одним из столиков летнего кафе, его всегда открывают прямо у витрины книжного, расположились двое, они оживлённо разговаривали. Один сидел ко мне спиной, и его я не мог узнать. Вторым был граф Толстой. Всё в том же шалоновом сюртуке, при галстуке и прочем.

— Господин Ерёмин! — он помахал мне рукой.

— А мы только что о вашей ассамблее говорили. Идите, идите к нам!

Граф упорно называл наш конвент «ассамблеей», но да бог с ним, лишь бы помогал, а то без помощи сверху дело наше застревало в самых неожиданных местах. Его собеседник повернулся ко мне лицом, и я едва не остолбенел повторно.

Это был Ульянов-Ленин. Герой книги «Подвижник», которую я так и не прочитал. Да, передо мной был вождь мирового пролетариата.

Глава 3

То, что граф Толстой и господин Ульянов — старинные друзья, меня уже не очень удивило.

Мир вокруг сходил с ума, и, только приняв это как данность, я мог сохранить свой рассудок. Ладно, раз идёт такая странная игра — пусть играют. А дома я всё-таки возьму энциклопедию и восстановлю торжество истины в одной отдельно взятой голове.

Господин Ульянов говорил знакомо: так озвучивали Ленина в стародавних фильмах. Я пару раз ущипнул себя за руку под столом, не помогло. Так они и сидели оба, не пропадали.

Поначалу они продолжали старый спор между собой.

И вновь я удивился: говорили они хлёстко, употребляли отнюдь не парламентские выражения, но при том не ругались, не злились друг на друга. Однако! Мало-помалу, из обрывков их разговора, я начал понимать особенности того, как именно свихнулся окружающий мир.

Господин Ульянов, приверженец крайне либеральных взглядов, таинственным образом объединял смелость мышления о новом с защитой многих традиционных ценностей. В круг его попечительства в пределах Новосибирской губернии входила и культура.

И стало понятно, отчего граф назвал собеседника подвижником: господин Ульянов радел за повторное приучение народонаселения к грамоте и любви к печатному слову. При этом практически по всем прочим пунктам согласия у спорщиков не намечалось.

— Да-с, так вот! — посреди шумной полемики граф неожиданно взял меня за руку и энергично пожал. — Мы совсем забыли о нашем молодом собеседнике. Рекомендую: господин Ерёмин.