А завтра я умру

А завтра я умру

Милана Шторм

До станции N. осталось полчаса

Желтый месяц висит низко, над самой линией горизонта, время от времени скрываясь за мелькающими деревьями. Мерный стук колес навевает сон, но Рита не спит. Она смотрит на месяц до тех пор, пока поезд не уходит в кривую, прощаясь с ночным светилом будто навсегда.

Чем бы еще занять себя до станции N.?

В голове мелькают образы прошедшего дня, в течение которого она занималась тем, что у нее получается больше всего: разрушала и была незаметной. Полковник может быть доволен: важные связи сегодня были разрушены. Как он и предполагал, это были всего лишь очередные влюбленные идиоты, которые в будущем могли бы стать новыми Бонни и Клайдом. Только в эпоху цифры и атома это сулило куда большее количество жертв.

Полковник никогда не обращается к Рите по пустякам: для Разрушителя она уже стара: тридцать семь стукнет через полгода. Она очень стара, для того, чтобы работать, но она работает. Вне штата, чтобы вышестоящие мордовороты не пронюхали, что на Столичный отдел Разрушения до сих пор работает тридцатишестилетняя Маргарита Дикова, ведь предельный возраст таких, как она, максимум тридцать три. Предельный возраст. Она должна была сдохнуть три года назад, выгорев, как свеча, но она жива. И до сих пор может разрушать связи. И быть незаметной.

Спасать этот мир согласно своему предназначению.

Рита открывает рот и сокрушительно зевает, чувствуя, как лицевые мышцы растягиваются в жутком оскале. Спать хочется неимоверно, но заснуть в холодном вагоне старого образца у нее не получается. Дерматин старых полок раздражает обоняние, хотя в первый момент этот запах ей понравился. Так пахло ее детство, беззаботное, наполненное путешествиями и ароматными булочками с корицей, которые пекла мама, когда они возвращались домой.

Рита до сих пор любит запах поездов и стук колес. Пожалуй, только необходимость проводить четыре-пять часов в поезде позволяет Полковнику раз за разом уговаривать ее поработать. Хотя в конце каждого дела изможденная, выжатая, как лимон, Рита зарекается. Обещает себе, что работала в последний раз.

Она слишком стара для всего этого.

Она уже давно должна быть мертва.

В висках нарастает гулкая боль, но Рита даже рада этому. Боль означает, что она еще жива.

И, видимо, еще поживет.

Она нажимает боковую кнопку своего новенького смартфона и ночная мгла озаряется холодным светом экрана.

02:42

Неудивительно, что ее штормит. Ровно сутки на ногах.