Колдун

— Чё те надо от нас, «товарищ», думаешь без тебя проблем не хватает?

Поправляю фуражку, говорю спокойно.

— Работа такая, вы на учёте в отделе стоите.

— Нормально у нас всё, вали давай отсюда, — рычит она, всё так же смотря в окно.

Оглядываю комнату, иду к выходу, орк закрывает за мной дверь, и слышу из-за неё тихое рычание.

— Выродок.

Вздыхаю, сверяюсь с документами в папке, ставлю галочку напротив номера квартиры, в которой только что был, и поняв, что это на сегодня последняя семья, иду к выходу. На улице снег, а до отделения топать и топать.

Шагаю по спальному району, мимо скопления однотипных панелек, детских садов и школ, выхожу на хорошо освещённый проспект. Убираю руки в карманы. Разумные проходят мимо — эльфы, орки, люди, гномы, иногда попадаются такие же как я — выродки. Полуэльфы, квартероны, полуорки, но по большей части им повезло больше, чем мне. Так что молча завидую, но по-доброму — хорошо, что хоть кому-то живётся лучше. Прохожу мимо большого магазина одежды. Сколько его помню, всегда пустой и покупателей там не видно, но уже который год продают дорогие вещи — костюмы, свитера, брюки. Откуда у живущих в этом районе средства на такое. Одни носки, наверное, стоят как зарплата какого-нибудь работяги местного, не иначе деньги отмывают. Хотя есть один район рядом, но там и своих магазинов хватает.

Смотрюсь в зеркало, расположенное близко к витрине, сняв фуражку и поправляя волосы. Рост — полтора метра, зеленоватая кожа, чуть заострённые уши, нос картошкой, глаза пуговки, тонкая полоска губ, короткие седые волосы и намечающаяся лысина.

Из-за витрины на меня брезгливо смотрит эльфийка — красивая, высокая, стройная, с длинными распущенными чёрными волосами и в облегающем коротком платье. Когда замечает, что я на неё обратил внимание, дежурно улыбается, но я-то вижу — брезгливость из глаз никуда не ушла. Просто отворачиваюсь и иду дальше, уже привык.

Мама у меня гномка. Отец — заезжий вояка орк-шаман, после афгана осел в деревне, где жила мать. Там они и познакомились — гномка и орк, все отговаривали мать, но ей было всё равно.

Как бабушка рассказывала — любовь там была такая, что батяня чуть на нож будущего тестя не насадил. Долго у них детей не получалось сделать, даже бабушка моя, лекарка с опытом ещё с Отечественной Войны, не могла помочь. Но в итоге таки наколдовали что-то, чтобы всё получилось. Появился я: больной, убогий, неприспособленный к жизни. Нити ауры при рождении так были сплетены, что врачи замучались эти узлы исправлять.