Серая шкурка

Даже горы – суровые, иногда даже жестокие – среди которых стояла школа ни разу не создавали такого эффекта. Я вспомнила величавый полет грифов, распотрошенные клестами шишки, быстрых стрекоз у озерных берегов… Ощущение пустоты в горах всегда было обманчивым; стоило сосредоточиться, стать внимательнее, а то и обратиться к ипостаси, частично ее изменив, как оно рассеивалось. Запахи и звуки, человеческому уху недоступные, проявлялись, и становилось понятно, что почти у макушки сосны белка лущит орешек, а у дальнего берега озера, скрытого туманной дымкой, ловит мелкую рыбешку оляпка.

И сейчас я тоже обратилась к ипостаси. Сначала лишь коснулась зайца, спящего внутри меня, чтобы расширить свои возможности: улучшить слух, обоняние, скорость реакций, но это не помогло. Лес оставался все таким же безжизненным, и более того, я чувствовала, что в этот раз стоять на месте бесполезно, зверь не придет. Позволив себе тяжело вздохнуть, я двинулась через поляну, стараясь держаться края. Ноги вязли в снегу, наст с хрустом ломался, мешая идти, а ветки цеплялись за дубленку, и в конце концов я не выдержала – сняла верхнюю одежду, стянула сапоги, бросила поверх них кофту и штаны, оставшись лишь в тонкой льняной рубашке.

Ветер тут же стегнул по обнаженным ногам, огладил беззащитное тело, и мне показалось, что лес откликнулся дрожью. Будто он был хищником, предвкушающим поживу.

– Фигушки, – мрачно пробормотала я, закрыла глаза и сосредоточилась.

Зря я что ли столько тренировалась на уроках оборотничества? Заяц откликнулся сразу, он уже не спал – только и ждал, когда же ему наконец дадут волю, позволят захватить и изменить нелепое двуногое тело.

Не-е-ет, дорогуша, не торопись, я здесь главная. Самое сложное в превращении удержать разум человека в теле животного как раз в момент смены ипостаси – боль ломает тело, кажется, что ты этого просто не переживешь, хочется отключиться, умереть, лишь бы не чувствовать, как разрываются мышцы и кожа, дробятся кости, лопаются и переплавляются внутренности. Но если отпустить контроль, то человеческий разум уснет и неизвестно, когда проснется вновь. Я теряла себя раз за разом, боялась боли, боялась провала, пока не нашла в боли и страхе силу…

Сосны вытянулись, устремившись в небо, кусты превратились в лесную чащу, а поляна – в поле. Мир стал огромным. Я повернулась одним бочком, другим, изучая пространство перед собой, умыла мордочку и только тогда побежала дальше.