"Патрик Леруа"

Причем знакомой опосредованно, он был уверен, что никогда не видел ее на человеке, так сказать, выпукло и объемно…

На слове «объемно» его память вдруг сжалилась и показала ему небрежный набросок – подражание да Винчи, только раскинувший ноги и руки человек был одет в желто-черную  ливрею с пышным воротником…

- Мечтаешь о прислуге? – спросил он тогда у студента Уксуса. В комнате, где книги расселись, как голуби, по всем поверхностям, а яблочные огрызки густо усеивали пол возле кровати, это прозвучало насмешкой, но Бенаж не обиделся.

Закинув руки за голову и покачивая в воздухе носком сапога, он увлеченно принялся рассуждать о своей будущей роскошной жизни, в которой найдется  место и ливрейным лакеям, карете, запряженной четверкой, и  замку, где он расставит скульптуры работы Гудона, и будущему баронству. 

 Студент Фример выслушал немало таких монологов, в которых откровенность подогревалась алкоголем; но он чувствовал, что излияния Уксуса, несмотря на внешнее сходство, в корне отличались от прочих.

Он не мечтал, он намечал будущие цели – и Леруа верил, что ему удастся хотя бы частично осуществить свои замыслы благодаря недюжинному деловому таланту и потрясающей работоспособности. Бенаж не скрывал, что юриспруденция – вовсе не его призвание, и,  разобравшись, какие законы надо знать, чтобы успешно вести торговлю, он собирался уйти с курса. Леруа, от которого Бенаж своих планов не скрывал, не осуждал Бенажа: родители студента Уксуса прибыли в Париж в сабо, и путь их сына в университет был многотрудным и извилистым.  

Но сам Леруа  еще сохранял свои идеалы, и превращать сверкающую Фемиду в подсобную работницу торговли ему казалось неверным. Сам он полностью отдался изучению юриспруденции как лучшему, хоть и несовершенному способу урегулировать запутанные, нелогичные отношения между людьми…

И совсем скоро он увидит осуществившуюся мечту Бенажа, так сказать, во плоти, - подумал Леруа. Может, секрет заключен именно в этом, в осуществлении мечты? Когда не о чем больше мечтать, каждый заполняет пустоту по-своему, переходя от простых способов к более извращенным.

Леруа приходилось наблюдать и такое.

       Нельзя сказать, что эти воспоминания скрасили Леруа дорогу, скорее, вызвали головную боль. Машинально он отметил, что карету ему прислали из самых лучших, с меховой полстью из волчьей шкуры и сиденьями, обитыми бархатом. Ткань еще не выцвела, и малиновый цвет раздражал воспаленные глаза.