Тик-Так

«Рейка повысили, и он…». Она замолчала, но продолжать не было необходимости. Дело нехитрое: получил немного власти, и истинная натура полезла наружу!.. Трент почувствовал, как непроизвольно сжались кулаки. «Он бил, если я была в чем-то виновата. Почти не трогал Итару». Всё, последняя капля. Кровь забурлила в жилах, огонь ярости вспыхнул в груди.

- Вы кому-то сказали? Звонили в органы? – голос дрожал от злости.

Кияна вся сжалась в комок, отстранилась. Подумать только, она и его испугалась!.. Такая беззащитная и хрупкая, сломленная разлукой с дочерью.

Даже сейчас, после моря слез (их и подтеки туши она быстро и ловко утирала салфетками), она выглядела до безобразия красивой. Да, было в этом что-то искусственное. Но, наверно, когда долго живешь с угнетателем, быстро учишься подстраиваться. Приходится быть идеальной во всем, чтобы не навлечь на себя гнев.

- Я пыталась, несколько раз, - призналась Кияна. – Звонила, но всегда бросала трубку. Не подумайте, у меня хорошая семья. Бывали и чудесные дни.

.. Да и потом, куда мне было идти? Я ушла с работы, как только мы поженились. Я ничего толком не умею. Как бы я смогла заботиться о дочери? Рейк отнял бы её!

Наверно, именно в тот момент в голове Трента родилась идея. Абсолютно безумная. Но кто знает?.. Он не стал делиться своими мыслями с Кияной. Зачем напрасно обнадеживать? И всё же голос где-то глубоко внутри упрямо твердил – это возможно. Надо только разобраться.

Но «разбирательство» проходило мучительно долго. И это долбанный носок!.

. Трент опять принялся буравить злобным взглядом свою ступню. Если такая чертовщина происходит с неодушевленными предметами, что случится, если он попробует перетащить на другую сторону, скажем, хомячка? Пушистые ошметки разметает по двум мирам и Междумирьем?

И потом, он ужасно устал. Как будто его пропустили через мясорубку и хорошенько потоптались сверху, размазывая по полу остатки. Раньше он легко перемещался между мирами, как через открытую дверь проходил. Теперь он каждый раз пробивался с боем, с тараном, с огнем и мечом.

«Всё, надоело», - подумал Трент. «Обратно вернусь налегке».

Он закрыл глаза. Темнота стерла стены кладовой. Тик-так, тик… Привычное покалывание во всем теле, божественная невесомость. Междумирье легко впустило Трента в своё желтое чрево. Он не хотел уходить, не желал возвращаться в мир боли, где его жена существовала только на фотобумаге, а от неродившегося ребенка остался лишь зернистый снимок с УЗИ.