Рукопись горного гнома

Банщик не умолкал:

— Перед рассветом погаснет луна, земля вздрогнет — камень провозгласит букву, одну великую букву! Запиши её мелом на деревянной доске. Соберёшь слово — неси письмена белой вороне, учёная птица впишет всё в рукопись. Сразу сжигай доску дотла, её не должен видеть ни гном, ни зверь, ни человек — никто, кроме получившего слово, и белой вороны. Далее очередь внимать камню перейдёт другому гному из твоего рода. Никаких посторонних гномов камень не подпустит! В день, когда с вершины горы упадёт снежный ком и закроет вход в пещеру, послание подойдёт к концу.

Подножие горы Антары погружалось в темноту, старый леший и гном рука об руку вернулись обратно в баню, где и заночевали.

Годы шли исправно, как часы с кукушкой под сводами пещеры гнома. Камень оказался привередливым и всегда распознавал жульничество. Оттого он не каждый год открывал буквы — то вино для возлияний оказалось не старосканским, то масло не драконового корня, да травы как-то раз были куплены не у лешего, а у старого ведуна.

Проницательный леший в таких случаях говаривал: «подмена, что измена, неси-ка, гном, замену». И, как по волшебству, на следующий год всё возвращалось на круги своя — камень благосклонно сообщал желанную букву. Однажды гномы узнали тайну о своём роде. В тот раз всё вышло честь по чести: и вино, и масло, и травы. Гном весь день воскуривал благовония вокруг валуна, но тот упрямо молчал.

— Вот в чём дело, — пояснил этот случай леший, когда Подземэль пришёл к нему в баню на закате дня.

— Гном Пещерий не из вашего рода, он подкидыш! Камень не выдаёт буквы чужакам.

— Не может быть! — вскричал обескураженный гном.

Но так и оказалось, опросив повивальных бабок и дедов, Подземэль убедился, что матушка Пещерия воспитала подкидыша, хоть и полюбила его, как родного сына.

На следующий день Подземэль собрал огненно-рыжие цветы вечной любви – горные дэ́ви-ли́сы и преподнёс букет жене, накануне сбрившей свою белоснежную бороду.

— Изумрида, женушка моя родная! Зачем ты лишила себя сребромудрой окладистой бороды? — молвил он, склонив колено. — Эх, ладно! Для меня ты прекрасна любая! — гном поцеловал ей руку.

Изумрида засияла.

— Пришло тебе время родить нам на радость пару маленьких гномиков, дабы род наш не оскудел! Ещё пяток лет — и некому будет ходить к великому камню на поклон.

Как известно, гном скорее переусердствует, чем наоборот.