Упругая метафора

Пока пахнущие травами, рыбой, молоком и страданием подушечки летели в миску, женщина улавливала ухом в микросвисте их полёта вороний крик: «Смерть. Смерть! Твоя смерть!». Кот повёл головой, усы его вздрогнули. Вздрогнула связь с этим миром, серебристая нить, такая тонкая, такая неустойчивая, но всё равно передающая раздражение мозгу. Жизнь. Жизнь. В Любочке её не было в тот миг.

Следует заметить, что это был не просто кот. Как наивное, не отягощенное тысячелетиями философской мысли создание природы, кот служил связью между хтоносом мира и жалким существованием человека — он напрямую передавал вселенские сигналы.

Вселенная… А ведь по телевизору шла программа о вселенной. Любочка за варкой кофе размышляла. Вселенная — как мал человек по сравнению с её глубиной, сравнимой с водами безбрежного океана. Чёрными водами, обсыпанными песчинками звёзд, в которых плыла её лодочка. Маленький дом, любимый мужчина, свет, который дарит тепло очага. Но не является ли всё это лишь фантомной болью, игрой её воображения, страшным проклятием фаты-Морганы? Связь с настоящим ещё никогда не казалась такой эфемерной.

Это осознание поразило её золотой стрелой, греческим снарядом, ложечкой с римским узором не менее римской богини. Рука её дрогнула.

Кружка

Полетела

Вниз

— О, нет!.

Чашка удачно — явно кем-то подготовлено, заранее продумано с целью изничтожить её! — падает на самую твёрдую поверхность и взрывается густой, ядерной, жидкой, всепоглощающей, горячей до такой степени, что кажущейся обжигающей кристалликами холода, тьмой — и все точки, знаки её жизни сошлись, образуя космологическую сингулярность, мировую ядерную бомбу, новый большой взрыв, который либо всё изничтожит, либо станет началом нового этапа в жизни человечества.

Однако не сейчас. Сейчас этот взрыв, это чёрная, как космос, и такая же пустая жидкость залила кипятком и безнадёжностью Любочку, кота — надежду, мебель, душу, судьбу этого мира, стыд, позор, надвигающееся счастье. Все существующие истины.

Осколки чашки, омытые кофе, подобно никогда не существовавшей, но настолько желанной Антлантиде — морем забвения, были ею, Любочкой. Они были ими, ею и её любовью. Оранжевые, пахнущие гарью, трупы.