Ведьмины байки

– Приятных тебе кошмаров, – неприязненно бросил Эразмус, брезгливо перекрестил меня на расстоянии и удалился величественной поступью, то и дело оскальзываясь на кочках и подбирая рясу, пристающую к цепкими репейным головкам.

– И переночую… – пробормотала я себе под нос – уже далеко не столь уверенно.

Мне доводилось ночевать на кладбищах, в могильных склепах, чашобах и урочищах, вурдалачьих берлогах, домах с привидениями, перекрестках трех и более дорог, чистом поле, постоялых дворах (что самое ужасное, ибо заснуть там не удавалось ни до полуночи, ни после – мешали клопы и пьяное пение других постояльцев).

По сравнению с ними щедро оплаченная ночевка на берегу утиного пруда казалась подозрительнее бесплатного сыра. Следовало удвоить, утроить, учетверить бдительность. Хотя… если это ловушка и дайн Эразмус надеется уничтожить меня (в девятый раз!) окончательно и бесповоротно, то он выбрал самое неудачное место для засады, – кругом, насколько хватает глаз, чистое поле с высохшей почти до основания травой. Бесшумно не подкрадешься, внезапно не выскочишь.

Нет, дайн не дурак… видно, тут что‑то другое.

Присев на корточки, я почеркала землю кинжалом, набрасывая острые углы пентаграммы. Пять‑шесть пассов, пара заклинаний – и во мне снова закипело беспокойное раздражение.

Что за липовую работенку всучил мне фанатичный святоша? Нет здесь никакой нечисти. Нет и не было. И никого тут не убивали за последние сто лет. Подняв с земли маленький камушек, я пробормотала формулу и кинула его в центр пруда.

Бултых! Утки наперегонки рванулись за аппетитным звуком.

В висках кольнуло. Так я и знала! Два локтя в самом глубоком месте! Я искренне позавидовала буйной фантазии человека, чей не в меру болтливый язык населил пруд «злобными и прожорливыми» чудищами. Пропавших детей могли украсть разбойники, задрать упыри или бродячие собаки; наконец, они могли попросту сбежать от родителей и пристать к проходящим мимо деревни кочевникам… да мало ли что еще.

Сбивала меня с толку одна‑единственная деталь – что‑то не слыхала я, дабы упыри, отобедав, снимали с жертв обувь и художественно расставляли ее по берегам прудов. Да и детям без лаптей далеко не уйти.

«А, утро вечера мудренее», подумала я и стала устраиваться на ночлег.

Стемнело. Утки, потряхивая хвостами, выбрались из воды и, чинно переваливаясь и покрякивая, цепочкой потянулись в деревню.