Смерть им к лицу

Смерть им к лицу

Flyingtost

Смерть им к лицу

Григорий Неделько, Валентин Гусаченко

Смерть им к лицу

Доктор: —Это довольно странно, скажу я вам.

Ваше запястье, насколько я могу судить, сломано в трёх местах.

И раздроблены два позвонка, хотя нужен ещё рентген…

Но кость, выпирающая через кожу, — плохой признак.

Температура тела у вас ниже 25 градусов, и сердце не бьётся.

Эрнест Менвилл: — И что это, чёрт побери, значит?!

(“Death Becomes Her”)

Город откинул спальные районы ночью.

Но перед этим тепло и свет утекли во мрак сквозь пространство-время.

Лампочка в подъезде в очередной раз моргнула, содрогнулась, затем звонко щёлкнула, напустив в колбу мутного, словно молоко, дыма, и погасла. Густая, почти осязаемая мгла хлынула по лестничным маршам, жадно пожирая ступеньку за ступенькой. Скособоченный трёхэтажный дом, построенный в прошлом веке, превратился в чёрную тень, в коробку из бетона и железа, под крышку наполненную страхом и ожиданием. Лишь щербатые, усеянные окурками подоконники блестели в свете толстобокой Луны тысячами осколков от разбитых пивных бутылок.

Минуту стояла тишина, вязкая, концентрированная, едкая. Вдруг отворилась дверь квартиры на третьем этаже, а потом с жутким грохотом захлопнулась; замок лязгнул на весь подъезд. Вышедшая на лестничную площадку девушка после недолгой паузы застучала по каменным ступенькам высокими острыми каблуками. Спустившись к выходу из подъезда, не лишённая привлекательности и вместе с тем не отличавшаяся худобой юная дама замерла.

Последовал смачный плевок, после которого темноту разрезал звонкий женский голос:

— Чёрт тебя дери, электрик криворукий! Найду — прокляну!

Домофон пронзительно запиликал.

На улице девушка, закинув за спину чёрный рюкзак, зашагала к толстому дереву, что стояло напротив дома. Старый ссохшийся дуб, издалека похожий на кривую опору ЛЭП, власти грозились спилить уже не первый год. Но то один, упав с ветки, насмерть разобьётся, то другой от сердечного приступа у основания поляжет.

Чертовщина.

Набросив на голову капюшон балахона, тоже тоскливо-чёрного, девушка свистнула, отчего соседские дворовые псы зашлись нестройным лаем. Обеспокоенно глянула на шелестящее небо и подошла к дубу. 

Невысоко, в паре метров от дупла, широко расставив крылья и нахохлившись, как разъярённый тетерев, сидел ворон. Он был будто соткан изо льда, стекла и камня. Крылья блестели, словно полированная сталь, глаза застыли, уставившись в самую верхнюю точку неба.