Следствие ведёт Кощей.

Ремень широкий, кожаный, с медной бляхой в форме медвежьей морды. Так-так, кто же ко мне пожаловал...

- Иван? - навскидку прикинул, прищурив зрячий правый глаз.

Тот отрицательно помотал головой так интенсивно, что могла и оторваться.

- Н-нет, Огнеслав.

- Да? Что-то не похож. Ну и зачем ты ко мне пожаловал, добрый молодец? Сразу говорю, Василис у меня нет. Елен тоже. Вообще женщин не держу в замке, кроме прислуги, но сомневаюсь, что ты по их души. Только не ври, я ж кривду чую, - ложь, конечно, но мне верят.

Парень мигом побледнел - я побоялся, что он мне тут в обморок упадёт. Но нет, взял себя в руки, вернув здоровый цвет лица и лёгкий румянец на щеках. Я что-то начал хотеть есть.

- Мне ваша помощь нужна! У меня пропал брат!

- Так ты с этим к страже обратись, я не сыскарь.

- Так ищут его, все! И стража, и папенька с боярами, и матушка, и сыскари...

- Так, стоп, чей ты сын говоришь? - меня терзали смутные сомнения чей он, но может всё же пронесёт?

- Царь Горох мой отец.

Не пронесло.

- Так значится, ты у нас царевич? Младшенький?

- Да. Я с маменькой жил в усадьбе в Медвежьем Углу, месяц назад только приехали, а тут Ратмир пропал прямо на охоте, и никто этого не увидел. Вот я и решил, что Кощей, то есть вы, сможете его найти!

- Яяясно...

Да нифига не ясно, лучше бы очередной Ваня пришёл! Это ж надо, наследник пропал буквально под носом! Горох там, наверное, рвёт и мечет, грозится всех казнить по пятому кругу и трижды утопить. Так-то у него их трое, все сыновья, двое от первой жены, последний от нынешней, Прасковьи Владимировны.

Что-то там у них не заладилось, она взяла сына да и уехала в родовое имение на краю страны - я в политику в последние полгода не лезу, отдыхаю, почтовых голубей обратно отправляю, хоть мог и на суп пустить. А тут страсти вон какие. Ратмир, на мой взгляд, больше к царскому делу подходит, он и внешностью в Гороха пошёл, только поумнее и пожёстче бати; Мислав же, хоть при всей своей смирности и учтивости, явно завидовал брату, а это к добру никогда не приводило. А об этом, Огниславе, вообще не слышал, на Гороха еле похож. Ему же сейчас лет... шестнадцать или семнадцать.

- И что, тебя вот так вот легко одного отпустили к страшному и ужасного мне?

- Нет, я сам ушёл, - царевич уминал пироги так, словно его голодом морили. Не разговаривать же про дела на пороге, когда сам есть хочешь, а за едой оно всяко лучше думается.

- Ну и дурак, - без обидняков, лишь факты.