Талисман Торгейля

Я подумал, что, как избавлюсь от тела, вымою посуду, из которой он пил… Или нет, просто выброшу. Нет, отдам нищим! – Что же тебе не по нраву? – спросил он.

– То, что за заслуги ничтожные получил мальчишка этот большой дар. Что распоряжался им неумело, одаряя кого не след!

– И ты, сын мой, правильнее бы распорядился тем кольцом?

Во рту у меня было сухо. Я допил вино, но прохладная влага только распалила жажду. Этот щенок издевался надо мной! Но именно я буду смеяться последним, а он этого не знал.

– Предки мои бредили им, – прошептал я. – Они бы души за него не пожалели… Я достоин их, отец. Я подкупил городскую стражу. Она сообщала обо всех красивых и черноглазых пришельцах… Особенно, если на скуле у них пламенеет поцелуй ангела…

Юноша шевельнулся. Мелькнула мысль, что он сбежит, не дослушав меня, не отведав моего торжества, не узнав, что положило конец его долгой жизни. И я вскочил, загородив проход. В голове у меня шумело от выпитого.

Но монах не собирался убегать. Яд действовал. Он откинулся на подушки, не сводя с меня блестящих, настороженных… но, будь он проклят, насмешливых глаз!

– И когда этот день настал, – промолвил я, указав на него, – я нанял лучших головорезов Каффы, чтобы они на славу тебя отделали. И смотрел, как тебя били. А потом забрал талисман, который ты прятал под коленом…

– Ты рисковал, сын мой… – сказал Каим, и на этот раз на его губах не было улыбки.

– Я ничем не рисковал, щенок! – перебил я.

– Ведь за финики, которые ты уплетал за обе щеки, я отдал последние аспры. Пропитавшему их яду нет названия…

– Ты тоже ел их, безумный! – Каим схватился за голову. – Дважды безумный! Ты рисковал жизнью своей, торгуясь с висельниками, ты ел отравленные плоды! Чего ради?

Вопрос был так дик, так неожидан, что я, не тратя слов, извлёк кольцо из-за пазухи. В бездонных глазах паренька мерцал ничем не прикрытый страх.

– Тому, кто вкус-с-сил вечной молодости, трудно пов-в-верить в смерть, – заметил я заплетающимся языком.

Я был на вершине блаженства. И торжество моё усиливалось, когда я смотрел на монаха, притихшего, ошеломленного, уронившего голову на грудь… Пожалуй, теперь я тоже мог быть щедрым, подарив ему краткую, но оттого более сладкую жизнь.

Я схватил его за руку:

– Ты успел пожить, счастливчик. Но я могу отогнать смерть. И вышвырнуть тебя вон. Ты начнёшь стареть.