Княжич

Огнезвезд хорошо помнил крепкого розовощекого Львиносвета, родившегося во вторую седмицу лета. Братья разнились меж собой сильнее чем день и ночь. 

- Не кручинься, Огнезвезд, - проскрипела старуха, - и не таких выхаживали. Есль отступят морозы, то будет еще пуще брата переполох наводить. 

Слова мудрой Кисточки едва ль успокоили князя. 

Огнезвезд вновь взглянул на внука, но вскоре в ужасе отпрянул. Руки его задрожали. Глаза у мальчика были ледяные, как у самой Мораны-смерти. 

Глава 2 "Жертва"

На следующий день после той ночи отступили холода.

Только вот в княжеском тереме горе поселилось крепко, вцепилось в тесаные половицы, да забилось под пол вместе с черной злой. Накрепко вцепилась Морана-смерть в княжича своими когтями ястребиным да стала испвтывать младенца болезнями, в царство свое тёмное заманить. 

Младенец, по воле отца его нареченный Воробьем, день ото дня был совсем плох. Только отступал недуг, и матушка выносила княжича за порог, поближе к солнцу красному, на этим же днем Морана-злодейка сызнова бралась за свое.

Старшая княжна долго изводила себя горем, много слез пролила над колыбелью хворого сына. Все бы была рада отдать Белка, лишь бы сын её младший рос таким же крепким и сильным, как ее старшие дети. Днями и ночами молила рыжеволосая княжна добрую Ладу да Мудрую Макошь, дабы отпугнули те злую свою прасестрицу. 

Вскорести узнали кнежевы родичи, что ледяные глаза Воробьишки едва ль могли свет от тьмы отличить.

Случилось то на шестую зиму, чрез седмицу после Корочуна. Тяжкий недуг свалил тогда княжича. 

Поздним вечером лежал он, прикован к постели, да слушал как матушка рассказывает ему о делах, что сто лет назат творилось, еще до того, как тьма на тридцать три года землю заполнила *. 

Слушал Воробей речи материнские, и чуял, будто бы кто-то стоит в изголовье колыбели, дышит в лицо ему студеным ветром и тянет к нему руки когтистые.

- Матушка, кто-то огонь в печи погасил... - прошептал он голосом ослабевшим, - посмотри... 

- Что же ты говоришь такое, Воробьишка, - пепепуганная Белка склонилась над постелью сына, - очаг горит, как и прежде, - женщина приложила руку с вою к его лбу. 

- Как же это... - тихо произнес мальчик, и по щекам его побежали слезы. Юный княжич провалился в тяжкое забытье.