Кока Колыч

Кока Колыч

Алексей Баев

Кока Колыч

Если верить многочисленным душеспасителям, — а Кока им чаще верил, — то миром правит любовь. А так как он всегда считал себя неотъемлемой частью этого славного мира, то и помыслами его, соответственно, повелевало вышеназванное противоречивое чувство. Правда, Кокина любовь характер имела вздорный и непостоянный, словно пыталась во всем угодить своему хозяину и мыслеродителю, а потому скорее смахивала не на христианское всепрощающее умиление, а на античную неуемную тягу ко всему материально прекрасному.

Когда-то давным-давно, лет этак триста назад, Кока вслед за неугомонным царем-императором перебрался из столицы прежней в столицу на новом месте отстраиваемую, поменяв обжитой и меблированный подвал роскошного теремка воинственных бездельников и сибаритов — бояр Мутузовых — на продуваемый немилосердными ветрами чердак княжеской халупы-новостройки о двух сквозняшных этажах в престижном, но неуютном районе Святого Петербурга с одной лишь только надеждой на светлое будущее.

А все почему? Да потому, что ранг Кокин не позволял отшлифованной долгими столетиями гордыне его обитать в занюханной провинции, коей обещала стать в лихие те годы древняя красавица Москва.

Номинальные хозяева Кокиного теремка, вышепомянутые бояре Мутузовы, мнения, естественно, придерживались если не противоположного, то иного, и вслед за опекуном семейного гнездовища в новую метрополию скарбы везти отказались (то ли от природной лености, а, может, из страха за потерю бесценных имуществ, что вполне справедливо).

Кока потом слыхал от сплетников, что имеются в любой среде, даже в самой что ни на есть мистической, будто бы прислали ему на смену в московский терем нового смотрителя — обрусевшего ордынца Карима, домового хозяйственного, пусть весьма своеобразного, и будто бы до сих пор, уж по прошествии веков, на том самом месте, где жили некогда изнеженные толстопузы, а ныне звенит зеркальными стеклами на семи ветрах уродливый универсальный магазин о пяти ярусах, ко всеобщему недоумению и возмущению попахивает вяленой кониною, а временами из ниоткуда в залах и пассажах начинает вздыматься и клубиться терпкая земляная пыль, словно из под метлы невидимого обывателям дворника.

Впрочем, рассказ наш не о щедрых и румяных боярах Мутузовых, не о странном домовом-татарине Кариме-дворнике и даже не о прекрасной некогда и частично поныне прелестнице Москве.

Тогда, при Петре-самодержце, Кока намучился немало.