Любимая Линор

Любимая Линор

Anna Stolz

Любимая Линор

Ото сна я пробудился не в самом лучшем расположении духа. Сему поспособствовала скорбная меланхолия, что неизменно затуманивала мой разум, стоило только вечерним сумеркам опуститься на город. С недавних пор в привычку мою вошло полуночное чтение, которое отвлекало от горестных помыслов и отяжеляло веки, предрасполагая артачившуюся душу к постели.Открыв стрельчатое окно, дабы выветрить затхлый дух из спальни, я с удивлением обнаружил отблески солнечных лучей, что весело переливались жидким золотом в кадушке у прачки.

Услышав звук отворившейся створы, миссис Ричардсон с трудом разогнула спину, скованную артритом, дабы поприветствовать меня в новом дне. Я вежливо кивнул в ответ, укрывая ладонью глаза от бестактно ворвавшегося в мою обитель утреннего зарева. Как бы я ни пытался, но так и не смог припомнить, когда мне еще выпадала возможность проснуться под столь чистым небом и столь изнеженном тепле. Неизменная мгла густого тумана и запах горящих углей, что были вечными спутниками каждого лондонца, рассеялись, милостиво давая покой воспаленным легким. На удивление я понял, сколь сильную неприязнь питаю к столице, хотя прожил здесь всю свою жизнь. Смрад, что доносился с берегов извилистой реки, обволакивал тело пакостным налетом, угольное крошево набивалось в поры, просачиваясь в организм, незримо его убивая, а от постоянной влажности плесень пятнала стены дома, оказывая пособничество черной пыли в страшных ее деяниях. От раздумий меня отвлек настойчивый стук в парадную дверь, гулким эхом разносившийся по опустелым коридорам особняка. Пришлось незамедлительно одеться подобающим образом, проклиная на чем свет стоит столь раннего гостя. Запахнув полы шелкового халата и обув на остылые ноги домашние туфли, я поспешил вниз, встретить нежданного визитера, как того требует воспитание джентльмена. Как только нога моя коснулась последней ступени, в нос ударил терпкий аромат ванили и едва различимый запах мёда, оседающий на языке сладковатым привкусом. В гостиной, вальяжно устроившись в глубоком кресле, курил трубку Артур Кавендиш, добрый мой друг еще со времен студенческого братства. Он поднял руку вверх в приветственном жесте, заприметив мою персону в дверном проеме, едва не обронив тяжелую пенковую трубку на начищенный до блеска паркет.