Любимая княгиня

В горницу, отвлекая Изяслава от мятущихся рассуждений, вошла его жена.

- Что спать не идёшь, любезный князь? – Словно в отместку за вкрадчивость женщины, мужчина покосился на неё и, ничего не сказав, отвёл глаза. – Али ждёшь чего?

- Чего мне ждать?! – огрызнулся он, нервно взмахнув руками. – Чему быть – того не миновать, а чему не быть – того и не дождаться.

Княгиня, в который раз убеждаясь, что беспричинно вызывает раздражение супруга одним своим присутствием, сразу же поникла. Сколько раз пыталась она лаской, терпением и любовью наладить свои отношения с Изяславом, да никак не выходило[2].

- Сама чего полуночничаешь? – недовольно спросил супруг. – Иди, ложись, Олисава!

Женщина хотела сказать, что уже ложилась, да вот, опять не дождавшись ненаглядного, пришла за ним. Но осеклась. Не десять, и не двадцать раз, а много больше говорила она подобное Изяславу, но ничего не менялось. Нет, это уже не разбивало ей сердце – любви в нём давно не было, но так хотелось, чтобы всё было по-людски, чтобы уж если не другие чувства, то хотя бы гордость её была удовлетворена возвратом верности и привязанности мужа.

Давно забытая, а когда-то такая пылкая гордость!

Это теперь её звали Олисавой, а когда-то нарекли девочку Гертрудой. Родившись королевской дочерью, окруженная заботой и вниманием, она была польской королевной, получила образование, какому могли позавидовать и мужчины, не знала печали и бед, поджидавших в будущем. Но едва исполнилось ей четырнадцать, как выдана Гертруда была замуж в Киев, за сына конунга[3] Гардарики[4].

Брак был выгодным и обещающим помочь бедственному положению её брата, который к тому моменту уже должен был занять престол умершего отца, если бы не налетели на Польшу со всех сторон недруги да враги. Киевские князья тоже традиционно претендовали на пограничные земли, князь Ярослав отобрал двадцать с лишним лет назад Червенские территории, увёл в полон много польских людей, и теперь, в очередной кризисный период, только брачный союз мог остановить захват и войну. Казимир выдал сестру за Изяслава, сам вскоре женился на его тётке, Марии Владимировне, породнившись дважды. Мир и всё, чего хотелось от этих договоренностей, было достигнуто. А вот проигравшей оказалась Гертруда, крестившаяся здесь, как Елизавета. Муж же, на местный манер, в светлую пору начала супружества, звал её Олисавой, что среди семьи и прижилось.

Став в четырнадцать лет женой, Гертруда и близко не представляла, что вообще должна делать.