Сокровище "Капудании"

Кассаториум при постоялом дворе имелся: в противном случае Ральф тут просто не остановился бы. С башмачным грохотом Зимородок ссыпался по деревянной лестнице; залихватски подмигнул хозяйской дочери, скоблившей пол перед выходом. Девчонка закусила губу, опуская голову как можно ниже. Ну, вот, не иначе узрела девицу из "Вяленого чопика" и взревновала. Эх, женщины...

Вздохнув, Зимородок вышел во двор и сразу же зажмурился.

Солнце светило так, что ой. Всегда почему-то: выскочишь из полутьмы, а оно по глазам словно кинжалом.

Впрочем, глаза быстро привыкли к яркому свету.

Перед дверьми кассаториума бродил лохматый местный пес по кличке Банберс. Был он такой же узкий и длинный, вполне под стать имени, с любопытным носом и живыми внимательными глазами. Подходить близко к кассатам пес, известное дело, побаивался.

- Фьюи! - свистнул Ральф; Банберс с готовностью завилял хвостом. Но едва Ральф взялся за рукоятку двери, пес поспешил убраться подальше: животные кассатов вообще воспринимали плохо.

Кассаториум был почти пуст: кроме приятеля Зимородка тут обитал только кассат хозяина постоялого двора, давно уже пенсионер, как и сам хозяин. В свое время опытный штарх, известный каждому каморному от Истра до Танаиса, исходил вместе с верным кассатом немало вод, прежде чем решил отойти от привычных дел и открыть постоялый двор для моряков. А кассата, разумеется, оставил при себе: друзей не бросают. Особенно таких друзей.

Со штархов с кассатами хозяин всегда брал только половинную плату, поэтому многие останавливались именно тут.

Увидев приятеля, кассат заворчал, встал и подошел ближе. В холке он был больше метра и внешне походил на огромного бесхвостого кота. Но к настоящим кошкам кассаты не относились: у них не было клыков и когтей. Вообще. Да и животными их знающие люди не считали; что же до обывательских пересудов - штархов и моряков они трогали мало. Ральф погладил приятеля по шерстистому крупу и сразу понял: кассат выспался, насытился и в данный момент вполне счастлив.

Они расстались как всегда - Ральф кассата погладил еще разок, а кассат по обыкновению заворчал, отпуская человека по человечьим делам. Ворчание не являлось признаком недовольства или укоризны - вовсе нет. Если не попросить, в людские дела кассаты никогда не вмешиваются.

Покинув кассаториум, Ральф Зимородок вышел на улицу.