Конец света

Вокруг меня копошится столько народу: суеверная и суетливая мама, весёлый и безалаберный папа (папа-растяпа, как ласково зовут его в семье), мой серьёзный и страшно положительный брат, его невероятно умная и невероятно красивая жена, их прелестные дочки-близняшки – вот нас сколько! Правда, брат со дня своей женитьбы живёт отдельно от нас (меня, мамы и папы-растяпы), но пред грозным ликом надвигающегося катаклизма я решила сплотить семью, чтобы счастье было полным и неотвратимым, как в сказке: «… и умерли в один день».

Брат, правда, не собирался ни умирать, ни пляжничать. Он лениво, как Бурёнка от слепней, отмахивался от моих просьб, вздыхая:

– Ну какой там Крым? У меня сейчас самая работа, клиент валом валит, я круглосуточно то на телефоне, то на переговорах…

Брат мой трудится в должности директора турагентства. Летом у них самая что ни на есть работа, и изымать его из оборота-круговорота именно в августе – это, конечно, большое свинство с моей стороны. Но такой уж у меня характер: если чего решила – всё.

Костьми лягу, но своего добьюсь. Кремень, а не характер. Стою скалой гранитной, нерушимой. Стою насмерть до тех пор, пока сама не передумаю. А всякие невнятные отговорки типа «запарка на работе», «дел много», «денег нет» меня только смешат. Да и то не сильно.

Но на сей раз я повела атаку по всем правилам, очень умно и хитро (так мне казалось):

– Витенька, ты бездушный эгоист. Клиентам – совершенно чужим людям – ты шикарные кругосветки организовываешь, а родная жена всё лето в пыльном городе сидит…

– Мы с ней осенью в Японию летим.

– Да уж, в Японию… Вы по три раза на год то летите, то плывёте, а дети?

– Им хорошо на даче с бабушкой.

На даче с бабушкой, Витиной тёщей, им действительно было хорошо: вольготно, весело, надёжно. Я знала это доподлинно, но продолжала противно канючить:

– Что ж, они не такие, как все? Всех на лето к морю везут, а наши – что, не заслужили?

– До трёх лет детям не рекомендуют менять климатическую зону, – пояснял мой начитанный и рассудительный брат.

– А им уже три с половиной! – торжествовала я. – По всем правилам выходит – пора. Да ты и о себе подумать должен. На тебя смотреть жалко: похудел, пожелтел, осунулся, одистрофился…

Враньё, конечно, было полное. Брат являл собой образец не дистрофика, а былинного богатыря: та же стать, тот же рык, та же русая головушка, шёлкова бородушка (лопатообразная), та же извечная славянская синь в глазах и широта души – ну, необыкновенная.