Касторка

Касторка

Геннадий Ерофеев

В один из отделов ФСБ поступает информация о наличии у действующей на территории России банды террористов одного или нескольких ядерных зарядов. По этому делу работают подразделения антитеррора, а также «вольные стрелки» из созданного по типу так называемой «Белой стрелы» отряда. Спецагент Ольгерт Васильев, которому поручено либо выкрасть, либо обезвредить, либо уничтожить ядерные заряды, намеренно подставляется и попадает в плен к так называемым «дёртикам»…

Геннадий Ерофеев

Касторка

* * *

Ольгерт Васильев отворил дверь и вступил в кабинет Гарольда Борисовича Смершева, которого Исполнители зачастую звали просто Шефом – вот так, с прописной буквы.

– Шилды-шивалды, Шеф! – приветствовал он начальника на арго Исполнителей, что являлось одной из немногих его привилегий.

– Шилды-шивалды, дружок! – Шеф окинул Ольгерта придирчивым взглядом и полуобернулся к окну. – Полагаю, видок тебе нравится?

За огромным, почти во весь простенок, окном на чёрном домино Вселенной безмолвно горели звезды.

Пространство, грандиозное и щемяще прекрасное, пробуждало в душе самые высокие чувства и в то же время ужасало неизрекаемыми размерами и вечным молчанием.

– Нет ничего прекраснее картины звёздного неба, – объявил Ольгерт с наигранным пафосом.

Шеф медленно вернулся в исходное положение и вновь изучающе воззрился на подчинённого. Он совершенно спокойно восседал спиной к окну. Говорят, человек инстинктивно старается расположиться в помещении так, чтобы видеть дверь.

Ну а если у него с одной стороны дверь, а с другой – сама Вселенная? Нелегкий выбор, не правда ли? А вот Шеф, похоже, давно сделал его и сейчас показывал Вселенной спину.

– Нет ничего прекраснее нашей работы, – желчно усмехнулся он, протягивая полиартритные пальцы к сигаретнице. – Садись, чемпион среди ёрников, рекордсмен среди фигляров!

Ольгерт был некурящим и не одобрял курение. Разогнав ладонью канцерогенный туман, он спросил:

– Не понимаю, как можно восседать спиной к Вселенной?

На какое-то время Смершев перестал быть Шефом и превратился в обыкновенного человека – уставшего от жизни и вдобавок больного.

В его мутноватых серых глазах промелькнуло нечто потустороннее. Полуприкрыв их отяжелевшими от груза ответственности и прожитых лет веждами, он продекламировал в пространство:

Всё бытие и сущее согласно

В великой, непрестанной тишине.