Кровь на Дону

Один заговор десятилетней давности, когда ближние вельможи по настоянию княгини Ефросинии Старицкой во время огненной болезни Ивана Васильевича отказались принести присягу законному наследнику, чего стоит. Ведь тогда бояре и княгиня Ефросинья хотели видеть на престоле князя Старицкого. И это при живом государе и наследнике. Подавил тот заговор царь непомерным усилием воли своей. И разве казнил или отправил в ссылку Старицких? Нет, он послал их в свой удел. А потом, в 54 году, когда у царя родился сын Иван, вернул родственников.

Более того, назначил Владимира Андреевича Старицкого опекуном сына и прямым наследником в случае смерти Ивана Ивановича. Это всего лишь один пример. А что было потом? Бояре, не все, конечно, но весьма влиятельные и сильные, открыто срывали усилия государя по централизации Руси, что не могло не вызвать ужесточение власти. Но и тут государь не пошел на подавление воли своевольных бояр. Если помните, отец, он с семьей выехал из Москвы в Александровскую слободу и там в начале января месяца объявил о своем отречении от престола в пользу старшего сына Ивана Ивановича. Что тогда произошло на Москве? Бояре, стоявшие против государя, возрадовались, вот он, переломный момент, можно власть и трон без крови брать, сажать на него юнца, как когда-то самого Ивана Васильевича, назначать опекунский совет, вводить в него своих людей и править. И так было бы. Но… Москва восстала. И восстала не против царя, а против тех бояр, что радовались отречению. Если ты не помнишь, то я помню, как Кремль заполнили тысячи москвичей, разъяренных изменой бояр. Что сделала Боярская дума? А то, что ничего другого сделать не могла. В Александровскую слободу отправилась большая делегация просить Ивана Васильевича вернуться на царство. И вновь тысячи тысяч людей сопровождали ее. Тогда государь выставил условие об учреждении опричнины. С ним во всеуслышание согласились все. Я подчеркиваю особо – все. И мятежные бояре в том числе. Так что сейчас упрекать царя в том, что было принято годы назад?

– Достаточно, Дмитрий, – поморщился князь Остров.

 – Все, тобой сказанное, мне известно, но согласись и ты, что государь иногда допускает излишнюю жестокость по отношению к своим подданным.

– По отношению к боярам, что пытаются свести на нет реформы в государстве, да, но так и должно быть. В отношении люда простого – нет. Ну, если только против лихих людей, убийц, грабителей, воров. Тех он также не жалеет.