Огненный тыл

Рывком к лесу. Бежим так, словно у нас фитили в заднице дымятся!

– Ох, товарищ лейтенант, ну и метафоры у вас с гиперболами… – посетовал Канторович.

Пятеро в «отрепьях» одновременно выскочили из воронок и припустили к опушке. Полминуты вынужденной неизвестности – вломились в лес, рассредоточились между деревьями. Дальше простиралась заболоченная низина с обилием растительности, соваться в нее смысла не было.

– Все готовы? – выдохнул Глеб. – Вперед, вдоль опушки, из леса не выходим. Эту опасную зону надо миновать.

Ершов, ты ничего не забыл?

– Ах да, – хлопнул себя по лбу долговязый Николай и нырнул за косогор. Выволок тяжелую радиостанцию, обтянутую брезентовым чехлом с лямками, стал взваливать ее под усмешки товарищей на свои широкие плечи.

– Раззява, – прокомментировал Глеб.

– Виноват, товарищ лейтенант… Сами попробуйте потаскать эту дуру. Я вам что, владимирский тяжеловоз?

– Так и есть, Коляша, – хлопнул товарища по плечу Дубровский, – ты отличаешься массивным телосложением и большой силой.

– Разговорчики, – проворчал Глеб. – Рацию несете по очереди. Дубровский – следующий. Все, мужики, пошли. Климов, Смертин – в передовой дозор!

Снова двигались краем низины, подолгу стояли за деревьями, ожидая от авангарда известий. Перебегали по одному, замирали, работали ушами. У большинства отсутствовал опыт бесшумного хождения по лесам. Где взять таких людей? Хрустел валежник под ногами, выстреливали ветки. Пашка Карякин, обливаясь потом, вился вокруг Ершова, показывал, куда ступать, отгибал ветки – а тот пер как слон со своей ношей.

Пришлось уйти за косогор в низину, там скорость упала. Справа слышалась немецкая речь, смеялись военные, бренчали котелки и фляжки. Надрывно взвизгнула губная гармошка – «гармонист» закашлялся, те, кто находился с ним рядом, залились смехом.

– Развлекаются, сволочи… – проговорил Баттахов. – Ничего, скоро мы покажем им кузькину мать, еще встретятся с бешеным русским зверем.

Этот забавный паренек, которого за глаза величали «луноликим», сильно нервничал, когда его называли якутом.

«Сахаляр я, – объяснял Айхан, делая страшные глаза, – папа якут, мама русская. И жил я не в юрте на стойбище, а в нормальном доме, лесником работал в заповеднике, комсомольские собрания посещал в коллективе и в соцсоревнованиях участвовал…»

Товарищи смеялись: а в коллективе кто? Волки с оленями? И что с того, что мама русская? Якутские гены подавили все. Как Баттахов угодил на войну из далекой Якутии – было делом темным.