Зов Ктулху

Среди них была рукопись под названием “КУЛЬТ КТУЛХУ”, причем написано название было тщательно выведенными печатными буквами, дабы избежать ошибочного прочтения столь странного слова. Рукопись была разделена на два раздела, первый из которых назывался “1925 год. Сны и снотворчество Г. А. Уилкокса (Томас-стрит, 7, Провиденс, Род-Айленд)”, а второй “Выступление инспектора Джона Р. Леграсса (Бьенвилль-стрит, 121, Новый Орлеан, Лос-Анджелес) на конференции Американского археологического общества в 1908 году – с заметками на эту тему – и доклад профессора Уэбба”.

Остальные документы представляли собой краткие заметки, некоторые из них рассказывали о странных снах людей, некоторые листки бумаги были полностью исписаны цитатами из теософских книг и журналов, особенно часто встречались труды У. Скотта-Эллиота, а именно его “Атлантида и Затерянная Лемурия”. Также там были записи о древних тайных обществах и культах со ссылками на отрывки из таких работ в области мифологии и антропологии, как “Золотая ветвь: Исследование магии и религии” Джеймса Фрэзера и “Культ ведьм в Западной Европе” Маргарет Мюррей. Вырезки из газет в основном касались ужасных психических заболеваний и вспышек группового безумия и мании весной 1925 года.

В первой части рукописи описывалась одна очень странная история. Оказывается, 1 марта 1925 года к профессору Энджеллу обратился некий худощавый молодой человек нервного и возбужденного вида. Собственно он то и принес ему тот жуткий глиняный барельеф.

Барельеф этот был только недавно изготовлен и глина даже еще не успела полностью высохнуть. Согласно визитной карточке его звали Генри Энтони Уилкокс, и мой дядя узнал в нем младшего сына одной весьма приличной и уважаемой семьи, о которой он слышал лишь вскользь. Этот молодой человек изучал скульптуру в Род-Айлендской школе дизайна и жил в студии искусств Флер-де-Лиз, которая находилась неподалеку. Уилкокс слыл очень талантливым юношей, хотя и довольно эксцентричным, и с детства привлекал всеобщее внимание своими странными историями и снами, которые он имел обыкновение всем рассказывать. Он называл себя “психически сверхчувствительным”, но приземленные люди старого торгового города считали его обыкновенным чудаком. Он никогда особо не участвовал в светской жизни, поэтому постепенно круг его общения сузился до небольшой группы эстетов, и то из других городов.