Карта капитана Берли. Часть 1

Одни были сухи и сдержанны в эмоциях, у других царили невесть кем придуманные правила, когда вполне естественная реакция человека на горе считалась едва ли не позорной для него ибо подчеркивала его слабость. Сын, принимая соболезнования по поводу смерти отца, едва ли не обязан был отвечать твердым, не выдававшим душевного волнения голосом – мол, родители должны умирать раньше своих детей. Ну да ладно, не нам здоровым и счастливым судить, уместно ли сравнивать душевную с болью физической. Мертвым не дано поведать нам о том, что чувствуешь в последний миг.

Хотя вполне понятно, что миг кончины – это кульминация, апогей страданий и физических, и душевных. Не грешно и волком завыть, от сознания, что в эту минуту ты лишаешься самого дорогого, бесценного – жизни. Потому-то многим сейчас, возможно, покажется, ну, если не жестоким, то по крайней мере странным отношение к поведению человека в свой смертный час людей, современников той эпохи, о которой наш рассказ. Назовите это как хотите, но уж больно щепетильно относилась тогда знать к тому, как именно покинет этот мир представитель дворянства. Как будто ни о чем другом и поговорить нельзя было, как только о том, не издал ли несчастный перед кончиной или во время ее хотя бы легкий признак стона или что-либо подобное. Ежели такое случалось, то это считалось едва ли не вершиной дурного поведения, откровенно осуждалось, даже упоминалось об этом факте с брезгливостью. Былые заслуги как бы не в счет. Ну да Бог с ним, с обывателем: чужое не болит. Зачастую великовозрастных детин волновали не столько страдания отцов, кому они обязаны всем в этом мире – состоянием, именем, сколько вопросом: не бросит ли на его, сыночка, светлую репутацию тень отец своей неблагородной кончиной? И иногда, ежели такое случалось, сыновье сердце переполняла не столько боль невосполнимой утраты, сколько праведный гнев на нарушителя неписаных норм поведения.

Да, именно так и было в доброй старой Англии, в описываемом нами в столь же добром и богатом на романтические и исторические события семнадцатом веке.

Но в нашем случае такого «перебора» не произошло. Джон чистосердечно предался безутешному горю, в то время как пастор долго и настойчиво взывал к кому-то на небе, чтобы тот непременно взял усопшего к себе, успокоил его душу, да и вообще принял на себя все заботы по благоустройству небесной, райской, одним словом – дальнейшей, пусть и загробной, но все же жизни усопшего.