Отшельник

Бросил на стол его тетрадь и положил фуражку с высокой тульей. Заговорил на чистом русском языке.

– Так Вы, оказывается, физик! Какое приятное совпадение. Я тоже изучал физику в Берлинском университете. – Он постучал пальцем по тетради. – У Вас довольно оригинальная логика мышления. Чувствуется хорошая школа. Вы могли бы быть полезны Рейху.

Газизов промолчал. Обер-лейтенант подошел к нему.

– Не упрямьтесь. Вы же интеллигентный человек, ученый. Что у Вас общего с этим невежественным пролетарием?!

– Мой отец был рабочим! – Серго с ненавистью смотрел на фашиста.

 – И себя я тоже считаю пролетарием!

Немец усмехнулся. – В гестапо с Вас быстро собьют этот рабочий гонор. Так что не торопитесь величать себя народом. Мы, великая нация. Никто и ничто не устоит перед нами. Скоро наши доблестные войска будут в Москве. И когда мы предлагаем работать на нас, то это вовсе не значит, что…

Серго не слушал его paзглагольствований о великом предназначении арийской расы. Светлые волосы, надменный взгляд бесцветных и холодных глаз, отлично скроенный мундир, подчеркивающий атлетическое телосложение… – Считает себя сверхчеловеком.

 – Вспомнились рассказы беженцев о том, как фашистские танки давили гусеницами женщин и детей. – И этот садист хочет заставить меня быть их рабом!

Ненависть, клокотавшая в нем, прорвалась наружу. Бросившись на немца, он схватил его за горло, повалил на пол, но силы иссякли быстро. Пнув Газизова ногой в пах, фашист минут пять топтал его, затем вызвал солдат и велел привести лейтенанта в чувство.

Серго окатили из ведра холодной водой и снова усадили на табурет. Стоять у него сил не было. Обер-лейтенант брезгливо вытер руки носовым платком, бросил его на пол.

– Хотел умереть героем? Нет, ты будешь гнить заживо, работая на рейх и забудешь все свои коммунистические идеалы. И единственной твоей мечтой будет кусочек чёрствого хлеба и смерть, которая даст тебе покой и отдых от каторжной работы!

От резкой боли в животе Газизов весь скрючился. Сквозь мимолётные просветления показывалось холёное лицо фашиста.

Мысль уходила, ускользала… – Не смог удавить гада! Хотя бы одного… Не смог…

Его увели в общий лагерь, а через день в составе большой партии военнопленных пригнали на железнодорожную станцию.

Сквозь узкую щель в стене товарного вагона Серго смотрел на уходящие назад перелески. Перестук колес убаюкивал, а на сердце накатывала щемящая тоска. Впереди была чужбина, далекие и долгие годы фашистского плена.