Лемурия

Тут многие такие носят… Иды вот рано утром по улице, возле вот этого дома, в кустах – синеет что-то. Присмотрелся – она, сумка. Поднял, потряс – ключи в кармашке звякают. От номера, от комнаты этой. Я так и понял, что это твоя. Я же знаю, кто где живёт, кто какую комнату снимает. Я же местный!

Последнюю фразу он произнёс с явной гордостью и даже некоторым самодовольством.

– Вот и принёс. Ты, конечно, дверь не закрыл… Ну, я и подумал: дождусь, дескать, как человек проснётся…

– Понятно, – перебил его Искандеров.

 – Благодарствую, таинственный незнакомец. И как тебя зовут, любезный?

– Бурцин Мирон Савельевич, – тотчас представился гость и склонил голову в церемонном поклоне.

Добавил важно и с чувством собственного достоинства, но не поднимая при этом головы:

– Свободный предприниматель!

Выждав секунд пять, посмотрел испытующе исподлобья на хозяина, будто оценивая его реакцию на представление.

Реакции не было никакой.

В эти пять секунд Искандеров просто встал с кровати и набросил халат.

Называть своё имя гостю и вообще как-то реагировать на его слова он явно не хотел.

– А ещё я в аэропорту местном подрабатываю, багаж подношу, – утеряв враз всякую важность, затароторил гость. – Наберут сумок и чемоданов, а до регистрации донести – никак. Так я и…

Он поспешно вскочил с кресла (можно даже сказать, что не просто вскочил, а выскочил, или вернее – вылетел из него, что для мужчины таких необъятных габаритов и рыхлого сложения было весьма непросто, а для кресла – весьма непросто было лишь протяжно заскрипеть, но всё же не развалиться от неожиданного и весьма чувствительного толчка).

Схватил лежавшую на полу сумку и на вытянутых руках поднёс хозяину.

– Я ведь специально решил дождаться, пока проснётесь. А то думаю: проснётся человек, а сумки нет. И огорчиться ведь! А как же можно – человека огорчать. А под дверью оставить – так ведь ненадёжно. Украдут ведь! Здесь народишко местный…

– Нормальный здесь народ, – прервал Бурцева нахмурившийся хозяин.

Проснувшийся мочевой пузырь напомнил о наполненности своей зудом и тянущей болью в паху, потому затягивать беседу с непрошенным гостем Михаил явно не собирался.

– Сколько? – напрямую спросил он.

– Всё в сохранности,.. – забормотал Бурцин. – Всё как оно и…

Поморщившись страдальчески, выдохнул:

– Двести рупий. Только из уважения!..

Михаил выхватил из рук гостя сумку и бросил её на стол.

Потом поднял упавшие с вешалки брюки, встряхнул их, покопался в карманах.