Три шага к вечности

Глоток свежего времени, самого крепкого, самого густого и концентрированного – дежурная жертва золотому тельцу, – увы и ах! – но, как бы то ни было, поставленному здесь во главу угла; в конце концов, «время – деньги», зачем строить невинность и изобретать велосипед?

– Доброе утро.

Оля улыбалась церемонно и строго, как и было предписано протоколом, и Тарновский с облегчением окунулся в знакомую атмосферу. Он просматривал выписки, слушал Олины комментарии, и сухие символы цифр наполнялись метафизической сутью, проецируясь на экран воображения, выстраиваясь ситуационными конструкциями, комбинациями, – тоже часть ритуала, своего рода управленческий импрессионизм, конфирмация образного мышления.

День начинался совсем недурно, цифры складывались в радужные картинки прибыли и успеха, и Тарновский позволил себе немного расслабиться. Вообще, к бизнесу он относился снисходительно и даже с некоторой долей презрения, считая его бледной и скучной копией жизни, ее усеченной и выхолощенной версией. Своего рода прикладной утилитой, позволяющей поддерживать атрибуты статуса и удовлетворять потребности, – ум и интуиция в данном случае служили предусловием и инструментом.

Попахивало все это, конечно, конформизмом и лицемерием – их пришлось выкрасить под фатализм и практичность; труднее было отказаться от номинации на мудрость, но он справился и с этим. Девальвировав и дискредитировав иронией, определив в категорию полезных навыков. Хотя – мудрость? а почему бы и нет? на пятом-то десятке?

«С вашими аналитическими способностями, вам надо работать в бюро прогноза погоды» – сценка старого советского фильма мелькнула в сознании теплым вкраплением, растаяла на пестром полотне действительности.

Оля молчала, надев на лицо маску удовлетворения от выполненного долга, но где-то в глубине ее глаз увиделась Тарновскому смутная тень; кольнула-ожгла иголка тревоги. Это еще что такое?

Оля попала к нему случайно, если так можно сказать обо всем, что с нами происходит. Хотя, не лишенному лирической струнки, обожавшему всякого рода драматургию, все эти камбэки и хэппи-энды, Тарновскому больше импонировало сравнение с воронкой, затягивающей в себя всех, по неосторожности оказавшихся рядом, – реверанс собственной скромной персоне и реабилитация той самой случайности, до того имевшей в уравнении сомнительный статус погрешности, а теперь становящейся детерминантой, безусловной и неоспоримой аксиомой.

А началось все десять лет назад, с внеплановой проверки налоговой инспекции.