Закованные в металл

 – Давно вместе работаем. Не вижу причин для официозности.

– Хорошо, Рик, – улыбнулась секретарша. На бейдже я прочитал имя Энни. Пора запоминать, потому что говорить потом: «Эй, секретарь, принеси мне кофе», будет как-то неловко.

– Энни, – сказал я. – Сегодня ко мне никого?

– Нет. Хан просил говорить любому, что у вас выходной.

– Хорошо, – кивнул я, взглянув за Энни. За стеклянными стенами переговорной комнаты виднелся длинный стол совета директоров.

Все были в сборе, как и положено. Полненькие дяди, одетые по последнему слову моды в самые дорогие костюмы, сидели внимательно смотря на Хана, который активно жестикулировал и что-то объяснял.

Ощутив во рту пульсирующую после утреннего ожога боль, я сморщился. Даже не представляю, как я теперь буду жить с этим. Не ощущение, а издевательство.

Хан сейчас говорить не мог. Врываться в переговорную в разгаре совета директоров было бы очень не вежливо. Мне захотелось подойти к двери, и приложиться к ней ухом, чтобы подслушать разговор.

О чём они говорили там, и что Хан так активно рассказывал? Детали нового проекта, или тонкости моего пребывания на должности Генерального директора?

Судя по красным лицам членов совета директоров, содержание разговора было не самым приятным, но Хана, почему-то, еще не выгнали. Сам Хан был хмурым, впрочем, как и всегда. Он, наконец, сел, и стал задумчиво глядеть в стол, кивая, и выслушивая что-то от директоров.

Внутрь нельзя, в офисах делать тоже нечего, потому оставалось только одно, идти к себе в кабинет.

Я подошёл к стеклянной двери, на которой была табличка с именем «Рик, заместитель Генерального директора», и увидел свой офис. Внутри никого не было, как и ожидалось, но что-то мне явно не нравилось в этой картине. Оглядев массивный рабочий стол из красного дерева я понял, что дело не в нём. Тонкий монитор, стоявший на столе, тоже был в порядке. Из-под двери неприятно сквозило. Прохладный воздух залетал под штанины, и заставлял волосы на ногах становится дыбом.

Взглянув на окно, я увидел, что оно было открыто. «Ну, твою мать! Чёртовы уборщики со своими проветриваниями!»

У меня не было ненависти к уборщикам. Я просто очень не любил, когда они, после уборки, оставляли окна открытыми, и затем не возвращались, чтобы их закрыть. Я ведь просил, причём каждого отдельно: «Закрывайте, пожалуйста, окна, после ухода». На что они, улыбаясь, и кивая, отвечали: «Да, конечно, не вопрос».