Наразрыв

Это было новое, непередаваемое ощущение блаженства. Олег зашел в море по пояс и упер руки в бока, а Маша с Федей, зацепившись за его руки ручонками, хохотали, когда волны подкидывали их вверх и опускали вниз. Оля охала и кричала детям, чтобы держались крепче. Она непроизвольно улыбнулась. Были хорошие моменты в жизни и еще будут. Жизнь только начинается. Оля сходила в туалет, сняла сырую от пота блузку и переоделась в футболку и спортивный костюм. Вернулась в купе и залезла под одеяло. Деньги были заскотчеваны, зашиты в полотенце и плотно облегали талию. На всякий случай она пошевелила пояс. «Нормально. Не свалятся». Снова улыбнулась, вспомнив про Крым, и крепко заснула.

– Ну вы и спать! Вот мне бы ваш сон,– глядя на открывшую глаза Олю, сказала соседка. Оля интуитивно потрогала пояс. «Все на месте. Хорошо».

– Да, вчера был тяжелый день. Устала очень, поэтому и уснула, как провалилась, – ответила, улыбнувшись, Оля.

Приведя себя в порядок, она достала из пакета купленные на вокзале копченую курицу, батон и пригласила присоединиться соседку. Ее так приучили родители: всегда делиться, даже с незнакомыми людьми. Лида не отказалась. Подмигнула Оле, сказала, что с нее чай, и пошла к проводнице. Вагон мерно покачивался под перестук колес. Вскоре и соседка, раскачиваясь из стороны в сторону в противоход качанию вагона, принесла чай.

– Не разлила,  – довольно улыбнулась она.

Наклонилась и выдвинула из-под сидения сумку. Из нее она достала бутылку мартини.

– Давайте братца моего Ивана помянем, да и за знакомство потом по стопочке выпьем.

«Все позади, почему бы не выпить любимого мартини, да и нельзя отказаться человека помянуть». Лида достала две стопки, протерла их полотенцем и налила до краев.

– Да будет тебе, братец, земля пухом.

Женщины молча выпили и минут пять помолчали. Оля вспомнила своих родителей, ушедших почти одновременно. Отец, которого она называла «папка» и которого боготворила, умер весной, когда цвела черемуха, а мама ушла через полгода, когда все дороги и тротуары были завалены красно-желтой листвой – символом умирающего лета. Когда хоронили маму, шел мелкий моросящий дождь, как будто бог на небесах скорбел об Олиной утрате. Оля часто созванивалась с мамой, разговаривали на общие темы: погода, политика, внуки. Однажды длинный телефонный гудок не прервался маминым голосом. Мамы больше нет. Это пришедшее откуда-то знание вызвало ощущение бесконечной утраты и пустоты.