Кукла

Она ощутила легкий, но болезненный укольчик где-то под сердцем, и шумно выдохнула. Давно забытое ощущение, о котором остались далекие, покрытые пылью обрывочные воспоминания, в большинстве своем не совсем приятные (некоторые не просто неприятные, а кошмарные), и девушка вздрогнула. Разум отказывался принимать, что то, что БЫЛО, еще живет в ее памяти, но от этого никуда не деться. Память о происшедшем была равносильна старой, подслеповатой рептилии, которая сонно заворочалась где-то глубоко внутри, обнажая стершиеся, но все еще острые зубы. Этот укол разбудил дремлющую тварь, и девушка опрометью выскочила наружу.

Ее не смутили ни надвигающиеся тучи, ни приближающийся вечер, она просто бежала, почти летела, едва касаясь земли своими загорелыми маленькими ступнями. Слезы скапливались в уголках глаз, оставляя блестящие дорожки на висках. Она бежала, даже не зная толком, куда направляется. И это пугало ее. Пугало, потому что она чувствовала, что тело не очень-то и повинуется командам ее мозга.

Кто-то управлял ею.

Через двадцать минут она шла обратно, за ней брели четверо заблудившихся мальчишек, испуганных и продрогших. Инга шла прямо, привыкшие ко всему ноги равнодушно ступали по острым камням и обломкам веток, она шла, чувствуя, что они послушно идут за нею, негромко переговариваясь. Она была нема, но слух у нее был превосходный. Вон тот, крепкий и невысокий с выпирающим животом, предположил, что она беженка из Абхазии. Ему возразил юноша с поврежденной ногой, сказав, что у нее европейский разрез глаз. Она горько усмехнулась про себя. Грузия, Абхазия… какая разница?

Она шла и раздумывала о чувстве, какое испытала, увидев этих молодых людей. Она не помнила, когда в последний раз видела кого-то, кроме своего отца. Зато в памяти крепко отпечаталось, как у нее заколотилось сердце, когда она смотрела на них.

Она шла и чувствовала, что сердцебиение усилилось. Ей стало жарко, дыхание стало учащенным, она с силой сжала свои крошечные, детские кулачки, острые ноготки прорвали кожу, оставив по четыре кровавых полумесяца на каждой ладошке. Низ живота сладко заныл, соски набухли и стали твердыми, как пули. Девушку передернуло – что с ней? Кровь прилила к лицу, она усиленно пыталась отбиться от назойливых, не слишком скромных мыслей, но ответ напрашивался сам собой: она была возбуждена. В самом низу вдруг стало влажно, и с губ девушки сорвался едва слышный стон, больше похожий на мычание какого-то животного.

К счастью, никто из ребят его не слышал.