Жар-птица

В такую погоду никто не помчится искать беглеца, Добромир это понимал, но считал ее бедой, а не благом.

Булат шагал вперед, проваливаясь в снег. Он давно перешел на шаг и упрямо фыркал, время от времени дергая головой. Так он не давал своему хозяину рухнуть в снег.

Рубаха на Добромире промокла от крови, снег за шиворот попал, и тулуп холодный, промерзший уже никак не помогал, только еще больше морозил, унимая боль, но силы царского сына покидали. Веки закрывались, голова то и дело падала, а верный Булат шагал вперед, толкая головой рухнувшего на него хозяина.

Поначалу Добромир одобрительно хлопал его по бокам, потом бормотал что-то и, наконец, совсем затих. Булат дернулся, заржал призывно, но будто понял, что дело это безнадежное, постарался ускориться, все так же вслепую через валежник шагая, сучья ломая копытами.

Изба перед ним выросла, как живая. Конь сделал шаг и встал на дыбы, видя огонь в окошке. Добромир мешком рухнул с коня в снег, того Булату и надо было.

Он рванул к избе, стоявшей на трех столбах с пол-аршина[1 - Аршин – старорусская единица измерения длинны, равная семидесяти одному сантиметру с небольшим.] в высоту, стал бегать вокруг нее, снежные клубы поднимая.

– Что за бестья опять приблудилась?! – зло спросил мужской голос из избы, а там и дверь открылась.

Выглянул из избы богатырь широкоплечий, русоволосый, с бородою короткою, явно ругаться хотел, но Булата увидел – сразу в лице переменился.

– Говорила я тебе, гости будут, – нараспев сказала женщина из избы.

 – Иди, неси его сюда, Иванушка, будем его травами отпаивать.

– Что ты сразу не сказала, что друга ждать надо, а не погань какую?

– Та погань – мои друзья, – хохотнула женщина и хлопнула в ладоши.

Столбы избы сразу, словно ноги цапли, подкосились, опуская крыльцо ниже, только не стал Иван ждать, когда изба опустится, сам в сугроб спрыгнул и к другу своему верному на помощь поспешил.

Когда-то, года два назад, Иван именно с Добромиром через рощу шагал, следы раненого вепря выискивая.

– Ведьма, говорят, в появлении тварей этих виновата. Ведьма, – сказал Иван Добромиру зло.

– Ведьма? – вдруг спросил у них женский голос, и оба обернулись.

Добромир мгновенно меч свой поднял, а Иван и не понял почему. Перед ним стояла самая красивая женщина, какую он только видел – с волосами черными, цвета вороньего крыла, и в волосах этих солнечные блики бродили.