Разум Бездны

– Аминь!

– Аминь, брат мой!

– Ох! Как раз успели обсудить все наши почти безнадёжные дела.

– Няшка?

– Да. Летит Серафим Господень, а за ним такой столб дыма, как будто он вставил в свою божественную задницу двигатель внутреннего сгорания, в который залил мазут вместо бензина.

– Курит, гад? На лету? – переспросил Люцифер.

– А ты знаешь другие причины, столь откровенно несущего коноплёй, задымления?

– Нет.

– Вот и я нет. Надеюсь, что он всё-таки сможет адекватно себя вести при переговорах с Дестино.

– Ну, если тот его сожрёт сгоряча, не беда! На одного говорливого нарика в Раю станет меньше.

– И то правда, Люцифер.

– Готовимся к приземлению Няшки?

– Да.

– И пусть нам помогут все реальные и вымышленные боги!

– Так-то уж зачем, брат мой? Отчаяние – не лучшее подспорье тому, кто правит Раем в столь непростые времена.

– Ладно, не будем раньше времени впадать в него, в это самое отчаянье, ибо, когда оно придёт, впадать уже будет некому и не во что, так как вся нынешняя реальность накроется медным тазом под громкие звуки смеющегося серафима, который, я уверен, переживёт всех нас, хоть и конопля скоро уже зацветёт буйным цветом в его безумном разуме.

– Эх, ну что за жизнь пошла?! – воскликнул Михаил.

– Дерьмовая жизнь, Михаил! Но нам как-то придётся к ней приспосабливаться.

– Тогда начнём прямо сейчас, брат мой?

– Начнём, а там и посмотрим, как карта ляжет. Может ещё и выплывем из этого болота, теперь уже зовущегося мерзкой Пустотой.

Часть Третья

Над планетой пылали океаны чудовищно разогретой плазмы, пожирая её экзосферу, словно обозлённые долгим голодом хищники.

Они вгрызались в свою жертву, всё глубже и глубже погружаясь в тело, обезумевшие от крови и вседозволенности, дарованной коварным провидением. Планете оставалось жить считанные часы.

Цивилизация разумных существ, так упорно и самозабвенно идущая к вершинам прогресса, была безусловно обречена на муки страданий, жутких и неистовых, как и смерть, пришедшая к ним из глубин такого загадочного и, увы, такого коварного и жестокого Космоса.

Серафим вынырнул из подпространства буквально в нескольких сотнях тысяч километров от разыгравшейся драмы и был сражён, что называется, наповал от увиденной картины всеобщего апокалипсиса, накрывшего планету разъярённой плазмой весьма странного происхождения. Как он ни пытался, но так и не смог выяснить природу этой напасти, пришедшей из ужасающей по своей жестокости бездны пространства.