Эписодии одного Армагеддона

Он устраивал засады на проходной и блюл дисциплину в период Крутого Порядка, когда одного его слова было достаточно, чтобы нарушитель до конца дней толкал тачку на фатовых рудниках. И во времена Прозрения и Охаивания тоже блюл, а уж как он истово блюл и проверял кинотеатры и очереди в универмагах в краткий миг Ренессанса! Сейчас он тоже блюдет, проверяет и устраивает засады, но, конечно же, только по привычке, потому как в эпоху Покаяния и Самосознания никому нет дела до того, кто когда приходит, чем занимается и когда уходит.

Пусть его. Не буду я ничего спрашивать. Буду просто валяться, пока не надоест, лелеять ногу, подвернутую во время ночного бегства по темным коридорам замка Дорвиль, и разглядывать свою комнату.

Комната моя, за которую дед Порота плату взимает чисто символическую, обставлена в лучших традициях царя Леонида: диван, платяной шкаф, книжная полка, письменный стол и стул со сломанной спинкой. Все имущество мое движимое, и очень часто движимое, состоит из фанерного чемодана на шкафу, нескольких реквизированных в библиотеках книг, одежды, которую неплохо бы обновить, и двух фотографий над диваном.

Было время, когда я еще увлекался фотографией.

Правый снимок я назвал «Тиранозавр пришел умирать на кладбище динозавров». Освещение и ракурс мне тогда удались, умирал зверюга убедительно. Кожа его, в молодости упругая и гладкая, сморщилась, покрылась трещинами, шрамами и бородавками, глаза подернулись мутной пленкой, а некогда мощные задние лапы подогнулись, с трудом поддерживая тяжелый костяк в подобающем повелителю плато Ондера положении.

В кадр не вошла растерзанная туша стегозавра, или как там по науке называется шипастое бронированное чудище, едва не ухайдакавшее моего любимца, но так даже лучше.

Вид обреченного гиганта, тихого и задумчивого, стоически ожидающего неизбежную кончину, наводит на мысли о бренности, преходящести и недолговечности.

Я вздохнул. Ящер всегда был мне симпатичен.

И дрался честно, хвост в дело не пускал, подножек не ставил, засад не устраивал.

Все-таки немного жаль, что туда я больше не попадаю.

Вторая картинка, не моего, к сожалению, производства, составляет с первой диалектическое единство: это цветной плакат с длинноногой смеющейся девушкой на фоне невероятно синего моря.

Я вздохнул еще раз, и вздох был намного протяжнее первого.

Уймись, приятель, говорил я себе этим вздохом.