Демосфера

Шелестя и пощелкивая конечностями, Калем подкатился к Дану. Они обнялись.

– Это Ната, – представил Данислав, и бывший однокашник, а ныне – университетский преподаватель, схватил ее руку и энергично потряс. Он остался таким же порывистым и поверхностным, склонным легко воспринимать жизнь и избегать проблем. Дан заметил, что Ната слегка напряглась: в их поселке ни одного колесничего не было, она так до сих пор и не смогла привыкнуть. Калем же сиял улыбкой во все тридцать два покрытых белейшим кальцированным пластиком зуба.

Они пошли к воротам, грузчик покатил следом тележку с сумками.

– Видел тут, как по мосту пронеслась колонна мобилей! – звучным голосом вещал Калем. Как и у многих преподавателей, в его скулу был имплантирован «громик» – усилитель голоса. – Сигналили почем зря. Это те, что с вами на одном острове прилетели?

– Они. Там куча шишек. Прибыли на открытие нового общежития Красного Корпуса.

– То-то у нас с утра переполох, даже занятия некоторые отменили.

Бюро шустрит, везде их солдатики носятся, все проверяют…

Бюро, как называли университетскую службу безопасности, не имело особых полномочий: ректоры не хотели, чтобы в городе окрепла силовая структура, которая когда-нибудь может выйти из-под контроля и начать играть в собственные игры. Полиции как таковой не было вообще; Бюро, состоящее в основном из отставных вояк и подчинявшееся напрямую проректору, обеспечивало безопасность во всей автономии.

Здесь в общем было тихо: любые владельцы крупного бизнеса заинтересованы в притоке свежих молодых мозгов, и ни одной межкорпоративной войны на этой территории не случалось. Блюстителей порядка называли бюрами или, снисходительно, бюриками. Часто ими становились отчисленные за неуспеваемость студенты.

Выйдя за ворота, Дан встал, щурясь на солнце, охваченный внезапным приступом ностальгии.

Низкие крыши и широкая полоса неба между ними, приглушенный шум токомобилей, прохожие, блеклые в дневном свете голограммные вывески…

Он никогда не понимал под Родиной историко-культурное наследие определенного этноса, как и государство, в котором родился, – тем более что и государств никаких не осталось, лишь Сотрудничества, объединения автономных областей, – и потому недоумевал, сталкиваясь с любым проявлением патриотизма.