Стазис

Подсолнухи всегда представлялись Демидову высокими, стремящимися к свету, многочисленными, радостными, жизнеутверждающими. В его воображении всплывали желто-зеленые поля, которые он видел из окна машины в детстве, еще до войны, когда с родителями мчал в отпуск на юг. Однако вангоговские были иными. Бледно-желтая стена, грязно-желтое основание, на котором стоит ваза с растрепанным вялым букетом, напоминающим скорее пучок глазастых щупалец инопланетян из бульварной фантастики шестидесятых годов двадцатого века, чем растения.

Илья знал, что, помимо подсолнухов в вазе, на картинке было примерно полторы тысячи точек, выстроенных в особом, кодированном, порядке. Эти точки, вместе с палитрой картины, помогали чипу сориентироваться и начать правильно транслировать картинку на зрительный нерв Ильи. В «Неокорпе» сказали, что окончательная калибровка произойдет примерно через неделю, и посоветовали держать картинку при себе.

«Вот тебе и совершенная аугментация», – разочарованно констатировал Демидов, вспоминая рекламный проспект «Неокорпа» и раздражаясь необходимостью таскать с собой картинку и регулярно пялиться на нее еще целых пять дней.

Затем он проверил заряд кардиостимулятора – тот был в норме.

От калибровки разболелась голова. Не в силах больше смотреть на подсолнухи, он с раздражением отложил картинку. «Интересно, почему подсолнухи? – задался он вопросом, закрыв глаза в надежде унять боль. Он, кажется, читал в какой-то научной статье об этом. Что-то в этой картине было особенно подходящим для калибровки чипа.

Историю самой картины он помнил еще с университетских времен. Это был один из четырех вариантов, написанных художником в Арле, летом 1888 года, чуть меньше чем за два года до смерти и примерно за полтора года до того, как он поссорился со своим лучшим другом Полем Гогеном, чуть не убил его с помощью бритвы, а потом, возможно той же самой бритвой, отрезал себе то ли мочку, то ли ухо целиком.

Еще он вспомнил, что у самого Гогена была картина, изображавшая Ван Гога рисующим подсолнухи.

На ней видно, что странная форма растений – не выдумка художника. Что у Ван Гога, что у Гогена подсолнухи были чахлыми, уродливыми. Разве что у последнего они напоминали не инопланетные щупальца, а неудавшиеся блины: кривые, оранжево-коричневые окружности с редкой окантовкой из слабых лепестков, словно стыдясь себя, отворачиваются от рыжебородого мастера, который сосредоточенно пытается уловить их суть и перенести на холст.