Танцы на стеклах. Книга 2

Квадратное помещение с белыми стенами и, бьющим в глаза, ярким электрическим светом. Резкий специфический больничный запах раздражает мои обонятельные рецепторы. Рядом на тумбочке я вижу шприцы, колбочки, и другие медицинские приспособления.

В комнате есть кто-то еще… судя по голосам, две женщины. Говорят, на незнакомом мне языке.

Я не вижу четкие контуры, и сквозь туман их фигуры кажутся расплывчатыми. От нарастающей внутри волны паники хочется закричать.

Во весь голос. Умолять о помощи, просить отпустить меня…

Я прикладываю неимоверные усилия, но рот лишь беспомощно приоткрывается. Кажется, я хриплю… попытка закричать отнимает у меня последние силы.

– Еще рано, дорогая, – ласковый голос с акцентом звучит фальшиво, от чего становится только страшнее.

– Вколи ей еще. Malik[1 - Хозяин – араб.] приказал проводить все процедуры, когда она без сознания, – я отчаянно хочу вырваться, встать с кресла, дергаться и отбиваться… но все мои попытки напрасны. Я способна лишь слегка приоткрывать веки.

Процедуры?! Что они собираются делать со мной? Боже, Саадат, ты в своем уме?

Что я тебе сделала, Джаред…

– Это не опасно? Слишком большая нагрузка на сердце.

– Нет. Не так опасно, как ярость malik. Никогда не видела Адама таким.

Воздуха вновь не хватает, но уже через секунду я чувствую очередной болезненный укол и погружаюсь в глубокий сон.

Это даже не сон, а капкан для души. Разум заперт в обездвиженном теле. И именно эта тюрьма, существующая в моей голове, пугает меня еще больше, чем та, в которой я находилась всю жизнь.

Раньше я всегда боялась того, что так и останусь жить запертой в клетке. Из стереотипов, которые нам навязывают общество и родители, а в моем случае – агрессор-отчим, который заставлял чувствовать себя ничтожеством каждый раз, когда мы оставались наедине. Стыд, который я ощущала тогда, не передать никакими словами. Он съедал меня изнутри, пока я окончательно не замкнулась в себе.

В тюрьме из не моих убеждений, в которые меня просто заставили поверить, насильно затолкнули в неокрепшую детскую психику.

Я влюбилась в Джареда, потому что каким-то невероятным образом, он, за сорок восемь часов, подарил мне крылья. Выпустил на волю, повел за собой… Такой сильный, решительный, и, как оказалось… глубокий, чувственный. Я бы никогда не захотела его так сильно, если бы он не был чем-то большим, чем просто «шикарное тело и красивое лицо».