Второй шанс

Ослепительная, усыпанная драгоценностями, окруженная всеобщим вниманием и любовью мужа. Да, этот свой день рождения она запомнит надолго. Тридцать шесть лет еще не возраст. Все страдания впереди, драгоценная Виктория. Но праздник удался. Дэниэл сам не понимал, зачем пошел на этот чертов прием. Дурочка Кристина заявила, что обязана поздравить свою мать. Так, что отчасти, она сама виновата.

– Игорь! – раздался крик, а затем стук каблучков по кафелю. Неужели!? А Дэниэл уже отчаялся дождаться. – Что с ней, Игорь? Она жива? Что случилось?

Дэниэл развернулся, чтобы успеть запечатлеть в памяти ее лицо, когда эта тварь узнает, что он сделал. Растрепанные светлые волосы, бледное лицо, глаза цвета разлившейся ртути, промокшие от слез и полные ужаса. Как долго он хотел увидеть холеную Викторию без своей лицемерной маски. Дэниэл ждал удовлетворения, злорадной радости, но ничего не чувствовал, совсем ничего. Мачеха игнорировала его присутствие, с мольбой глядя прямо в глаза доктора, который судорожно сжимал ее ладони, хорошо понимая отчаяние женщины, отчаяние матери. Дэн задержал взгляд на простых джинсах и голубом кашемировом свитере. Она всегда одевалась с безупречным вкусом, который наконец-то ей изменил. Сейчас она напоминала обезумевшую от страха девчонку, а не светскую красавицу. Дэниэл не ошибся, поставив на Кристину. Вика родила ее рано, в восемнадцать лет, но материнские чувства не были ей чужды. Она глубоко любила дочь, хотя редко демонстрировала свои чувства. Сухая расчетливая сука.

– Она жива, Виктория, – мягко сказал Игорь Журавлев, чуть склонив голову. – Но в очень тяжелом состоянии. Я не хочу давать вам ложных надежд. Прошу вас, пройдемте в мой кабинет. Здесь говорить не стоит.

– Но я хочу видеть ее, – простонала Вика, до боли сжимая руку врача и с мольбой глядя в его глаза.

– Нельзя. Не сегодня, – твердо ответил Журавлев. – Кристина без сознания. Она в кома, Виктория, подключена к системе искусственного жизнеобеспечения.

– Что? – женщина закрыла рукой рот, чтобы сдержать вопль отчаяния. Наконец, ее побелевшие глаза остановились на Дэниэле, и гримаса лютой ненависти обезобразила ее совершенные черты лица. Ни один мускул не дернулся на лице парня, с холодной сдержанностью он встретил ее обвиняющий яростный взгляд.

– Это ты? Чудовище, что ты сделал? – закричала женщина, растеряв остатки сдержанности. Дэниэл презрительно ухмыльнулся.