Нищебродский

– Не сравнивай, – вздохнул Дмитрий Степаныч. – Не в Москве.

– Вы как хотите, а я звоню лысому.

– Не старайся, – хохотнул Вадик. – «Абонент временно недоступен», – и захлопнул крышку телефона.

Мы все еще топтались в гостиной, а тем временем в наших комнатах хозяйничали тараканы и крысы.

– Значит, пойдем в городишко и поймаем такси. Думаю, за шесть косарей нас довезут до МКАДа, а там сами справимся.

– А прикиньте, если там нет никакого города, и наши хладные трупы найдут через пару лет, истощенными, обглоданными, сгнившими, бу-у-у, – Вадик отвесил челюсть, вывалил язык и помахал руками.

– Да ну тебя, – Сашка оттолкнула его и направилась к двери. – Если со мной что-то случится в этой поездке, папа всех на ноги поднимет.

И нас найдут всего через полгода, ага.

– Дмитрий Степаныч, скажи что-нибудь.

– Ну дерьмо, – он достал сигареты и зубами вытащил одну из упаковки.

Самое точное определение, я считаю.

Городок стоял на месте – целый и невредимый. И люди там были, ползали по улицам сонными мухами, тащили за собой сумки, детей и собак.

В магазине на полках аккуратными кучками рассыпались семечки, твердокаменные конфеты и печеньки. В пустом холодильнике не лежали сыры, не стыли копчености, зато там бегала мышь. Мы завороженно наблюдали, как она заметалась по дну, наталкиваясь на стенки, подскочила раз, второй, третий, пока продавец не сжалился и с беспечной улыбкой не спустил в холодильник нитяную петлю. Мышь снова засуетилась, прыгнула и повесилась.

Сашка взвизгнула, а продавщица пояснила:

– Привоз завтра утречком, а пока что у нас в холодильнике… – она указала на болтающуюся тушку, мол, сами все понимаете.

На улицу мы вывалились почти больными, и печеньки, которыми набили сумку, не могли заменить успокоительное.

– Где наши номера с евроремонтом где обещанный бассейн где бар с напитками где пол с подогревом ванна с джакузи где чистое белье где оно все?! – Сашка бормотала себе под нос, срываясь на визг.

Угрюмые люди брели по тротуарам, опустив взгляды под ноги, словно искали потерянную вещь.

Солнце с трудом пробивалось сквозь тяжелые облака, и чудилось, что сотни рук держат его за лучи-усы, тянут назад, в непроглядную тьму, а нам показывают влажные, рыхлые тучи. Дома с окнами-глазницами распахивали дырявые рты, зазывая зайти, но ничего хорошего не сулили. Одинаковые, серовато-желтые, они смахивали на высоких охранников в ночном клубе – неразговорчивых и неприступных.