Ошибка

Хотя нет, полностью никогда не получалось – шея и затылок всегда оставались напряжёнными. Этакий недо-труп.

Какое же наслаждение. Идеальное состояние.

В детстве – да и потом – он часто проделывал следующую вещь: нырял под воду и застывал. В море это было особенно удобно – можно было держаться за водоросли. Цель была в достижении особого положения: когда тело неподвижно, вода вокруг тоже со временем будто застывает, и постепенно создаётся ощущение, что воды вокруг нет и вовсе, что ты висишь в воздухе. Да и это большой вопрос – в атмосфере всё-таки время от времени появляется хоть какой-то ветерок, какие-никакие воздушные потоки нет нет, да пошевелят волоски на руках.

А тут – вакуум. И это было удивительно, гипнотизирующе; можно было бы так и застыть на бесконечно долгое время, если бы только лёгкие не начинали сжиматься, заставляя, дотянув до последнего момента, выныривать на поверхность.

Сейчас это вспомнилось… Он перестал чувствовать конечности, затем и туловище. Осталась только голова.

Лёгкость. Как будто он уже исчез. Даже не хочется ничего.

Он не помнил, сколько так пролежал. Благо, в лесу никого не было. Однако он начал чувствовать прохладу и характерный запах воды и сырости, а небо из голубого стало сиреневым. Надо было встать.

Он шёл между деревьями, как тень; медленно, отсутствующе. Дошёл, наконец, до железной дороги. Свет её фонарей шнырял промеж тёмных стволов, создавая ощущение, будто впереди – сцена с прожекторами.

«Что ж, я всегда втайне мечтал стать актёром».

Подъём на насыпь длился бесконечно долго. Теперь оставалось только дождаться поезда.

На какое-то мгновение накатила странная весёлость. А потом ещё вспомнилось, как в школе, на математике, приступая к решению задачи, которую он заведомо знал, что не решит, он радовался, пока писал номер упражнения и чертил схему – это были те короткие секунды, оттягивающие неизбежное; и, хотя они быстро проходили, он мог сказать, что пока, в этот конкретный момент, волноваться не о чем. Ну а потом ему просто не оставят выбора.

При звуках приближающегося поезда он был полон твёрдости и решимости. Одёрнуть себя, привести в состояние дисциплинированности и безоговорочности. Это ему удалось блестяще; он почти внутренне торжествовал, если бы не животный ужас и оглушительный лязг в ушах.

Однако это были не единственные проблемы бренной оболочки: в следующий момент, когда он вот-вот собирался кинуться вперёд, в глазах резко потемнело, и он…

…упал.