Владетель Ниффльхейма

Влажной, как шерсть.

Воробья снова замутило.

Бежать. Быстро. Сейчас. Или скоро, но обязательно. Почему? Потому что.

– Будет вежливо, если и ты представишься, – сказал Варг, как почудилось – с насмешкой. – У тебя есть имя?

– Во… воробей.

– Это не имя. Прозвище – хорошо. Но имя тоже нужно, – он наклонился и волосы-змеи зазвенели. – Жить без имени – неприятно, уж поверь мне. И пожалуй, что я назову тебя… Джеком. Джек Воробей. Нравится? Нет? Ну, извини. Я с именами не в ладу. Но ты станешь отзываться?

И Варг крепко сжал руку.

Ледяные пальцы его скользнули по запястью, обжигая холодом, но Воробей сдержал крик боли: не хватало еще слабость показать.

– Да, – ответил Воробей, поклявшись, что никогда не станет Джеком.

– Ну это мы еще посмотрим.

Кожа горела, алые черточки, линии, знаки ползли на ней, пробираясь глубже, унося частицу холода в самые кости. И Воробью хотелась выдрать их, но он не смел. И знаки гасли, а кожа возвращала прежний цвет.

– Вот и молодец. И теперь ты можешь поесть.

Ты ведь хочешь есть?

– Да, – снова ответил Воробей, на сей раз правду.

Есть он хотел. Он вообще, сколько помнил себя, постоянно хотел есть.

– Тогда ешь. А потом отдыхай. Чувствуй себя как дома…

И Варг ушел, заперев за собой дверь, но Воробья это обстоятельство не смутило. Он найдет выход. Обязательно. Но для начала поест.

Гречневая каша с мясом, остывшая, но свежая, была удивительно вкусна. Булочку Воробей сунул в карман, предварительно слизав пудру. Прихватил он и вилку с острыми зубцами – лучше бы нож, конечно, но ножа не было; а еще бесполезную и красивую статуэтку – серебряного волка.

Надо сказать, новая одежда – особенно куртка с капюшоном и вместительными карманами – также пришлась Воробью по душе, главным образом потому, что была мягкой и чистой. Воробей на секунду подумал, что Варг вовсе не так и плох, и стоит ли бежать из дома, где тебя кормят, одевают да еще ничего не просят взамен?

– Пока не просят, – буркнул Воробей, почесав вилкой затылок – отмытые волосы с непривычки казались жесткими, колючими, а шкура свербела.

Шкура знала – ничего не бывает задаром.

Убираться надо.

И Воробей взялся за дело. Помимо двери в комнате имелись два окна. Правда, за окнами стояли решетки, но Воробей был до того худ, что без труда проскользнул между прутьями. Он очутился на узком карнизе высоко-высоко над землей. По карнизу гуляли голуби и черная кошка с разноцветными глазами.

– Если ты боишься, вернись, – сказала она.