Владетель Ниффльхейма

Юленька хотела ответить, что не даст и вообще знаться с ним не желает, когда случилось это.

Первым был звук, громкий, скрежещущий, как будто кто-то когтями по стеклу провел. А стекло не выдержало и разлетелось брызгами, прямо Юленьке в лицо. Передняя часть автобуса вдруг прогнулась внутрь и разломилась пополам, впуская что-то огромное и страшное.

Оно смяло водителя, подбросило сонную тетку-экскурсоводшу, розовый костюм которой стал бурым, а бабочка и вовсе сломалась.

– Падай! – крикнул Алекс, и Юленька его услышала, хотя не слышала по-прежнему ничего, кроме оглушительного звона.

Вот только шелохнуться не смогла. Оцепенев, она смотрела на бабочку, крылья которой стремительно краснели. На рвущийся металл и железный штырь, что двигался навстречу.

– На пол!

Алекс столкнул ее и сам рухнул сверху. Потеряв управление, автобус закружился в скрежещущем вальсе. Юленька зажмурилась. Ей было страшно. И больно… очень больно.

– Не вставай… – шепнул Алекс на ухо.

И Юленька подумала, что это из-за нее все.

Она ведь ужас, до чего невезучая.

Когда Юленька открыла глаза, то увидела, что ничего нету: ни автобуса, ни классухи, ни экскурсоводши, ни Алекса. Она лежала на плоском сером камне и смотрела в небо, такое же плоское и серое, как будто бы вытесанное из еще одного камня. Черными жилками на нем проступали облака, а солнца так и вовсе не было.

– Крышкина-Покрышкина, просыпайся, – сказал кто-то знакомый. И Юленька села.

Алекс. Точно. Его зовут Алекс, и они вместе ехали.

Куда? Домой. Откуда? С экскурсии. Перед самой линейкой. Экскурсия. Кижи. И еще куда-то. Потом автобус вдруг начал кувыркаться и…

– Мы умерли? – спросила Юленька и потрогала себя за ухо. Она ощущала и пальцы, и ухо, и еще твердый холодный камень под собой, и соленый запах моря, совсем как в Евпатории, куда ездили в позапрошлом году.

Мама, правда, в Турцию хотела. Но Турция – это дорого.

– Алекс, мы умерли?

Она все-таки села, и руки ее двигались, и ноги тоже. А в груди привычно колотилось сердце.

Разве у мертвецов или призраков, которыми становятся мертвецы, сердце стучит?

Алекс стоял рядом и тоже ничуть не походил на призрака. Джинсы у него грязные. И кроссовки тоже. А мама – мама-которая-знает-про-всех – говорит, что Алекс – зажравшийся мажор. И его изолировать надо, чтобы не влиял плохо. А Юленьке было не понятно, как и на кого он влияет, если держится в стороне ото всех?

– Может, и умерли, – ответил Алекс. – Техника точно сдохла.