Стальное сердце

Смотрю в ту сторону – пленный, один из тех двоих, что наблюдали за птицей, балансирует на краю, размахивает руками, товарищи тянутся к нему.

Поздно.

Он срывается и исчезает под водой.

Всеобщий вздох – и итальянцы застывают, глядя туда, где он скрылся. Море у берега мутно-зеленое, ничего не видно.

– Боже, – шепчу я.

Островитяне в лодках крестятся. Воображаю, что они наплетут дома: узник исчез под водой, море потребовало жертву, прежде чем пустить на остров чужаков. Шелки-Холм обрастет новыми легендами.

«Смерть. Гибель. Жертва».

По берегу снуют охранники, перекрикиваются, глядя на воду.

– Надо что-то делать, – невольно вырывается у меня. Мыслимое ли дело, дать человеку утонуть? Помню, как тонули матросы с того корабля, как замирали их крики. Как затих раненый, перед тем как мы убрали с его лица перепачканное кровью пальто.

– Надо что-то делать, – повторяю я.

– Не вздумай, – предостерегает Кон. – Сейчас не как тогда. Волна поднялась, теперь пиши пропало. – Лицо у нее напряженное, зубы стиснуты.

С тех пор как затонул корабль и погиб несчастный матрос, Кон почти не спит. И пальто она больше не носит – я его нашла под кроватью, скомканное, с черным пятном крови на синей шерстяной ткани.

Кон вздрагивает.

Помню, как прижимала ладони к лицу раненого, как боролся он за глоток воздуха, даже когда решил умереть.

Мы ждем. Все по-прежнему. Без воздуха человек может продержаться три минуты.

Охранники ходят взад-вперед по берегу, кричат, смотрят на море. Ни один не бросится за ним в воду.

И вновь тревога и ужас захлестывают меня горячей волной.

Он исчез.

Тонет.

Он там, на глубине, вот-вот захлебнется, легкие разрываются.

– Упокой его, соленая вода, – шепчет Кон начало древнего погребального обряда.

– Он же еще не умер! – огрызаюсь в ответ.

В десяти шагах от меня обрыв.

Выпустив руку Кон, бегу.

Свист ветра, громкий плеск воды, обжигающий холод.

Прыгать в воду в январе – глупость. Безумие. Сумасбродство.

Откуда-то сверху доносится крик.

Лицо Кон – бледный кружок, словно монетка на темном фоне. Вот она бежит к причалу, к сходням, откуда можно прыгнуть. Но тогда спасать тонущего будет поздно.

Ныряю, отчаянно работая ногами. Надо мной смыкается ледяная пленка, сжимает тисками голову. Выныриваю глотнуть воздуху и снова погружаюсь, шаря вокруг руками. Пусто.

Снова выныриваю за глотком воздуха и, перекувырнувшись, ухожу глубоко, слишком глубоко – грудь распирает, с губ срываются пузырьки.