Москва-1939. Отчет оголтелого туриста

как будто актёры массовки были, ходили туда-сюда, играли начисто свои роли, а режиссёра с группой не было. И куда делись высокие жилые дома на другом берегу Москвареки? Там, через речку, на Фрунзенской набережной сейчас стояли какие-то низкорослые строения, и куда-то, совсем уж не понятно куда, делась громадина главного здания Министерства обороны. В другой раз я непременно посмеялся бы, что наша военщина куда-то сдриснула вместе со своей штаб-квартирой. Что она пропала пропадом. Что их наконец сдуло с лица этой несчастной земли, и земля эта наконец заживёт счастливо без этих сапог в таком количестве. Но какой-то неприятный холодок поселился в моей правой лопатке. Какое-то пёрышко страха нежно прикоснулось к чувствительному месту и взбудоражило миллионы игл нервных окончаний.

– Дядь, угости папироской? – услышал я весёлый крик.

Четверо ребят в тюбетейках, майках, широких шароварах и с босыми ногами дружно шли по набережной. Вот тоже. Лица ребят белые, а тюбетейки узбекские. Что за на?

В мгновение до меня дошло, что это они ко мне обращались.

Я развёл руками, мол, не курящий.

– Ура, товарищу Сталину! – задорно закричали они.

Однако все четверо уже удивлённо пялились на меня, и у некоторых непроизвольно открывались рты. Потому что я в своей одежде отличался от них, как цветной персонаж на чёрно-белой фотографии.

В следующее мгновение меня как подбросило вверх и сдуло с холма. И я как-то уж очень позорно и суетливо распахнул дверь и оказался внутри домика.

В третье мгновенье я пулей вылетел наружу с родной стороны – со стороны аллеи со скамейками.

Врубаюсь я быстро, и сомнений не было – Кроличья нора. В физике так называется проход в параллельный мир. Пространственно-временной тоннель. Так-так.

Надо присесть на скамейку, выдохнуть и поразмыслить. От неожиданности я и не заметил, что до судорог сжимал в руке сплющенную газету Правда. Орган Центрального Комитета и МК ВКП(б) – прочитал я, – 24 августа 1939 года, четверг. Цена 10 копеек.

Глава 2. Подготовка

Сказать, что я опупел – ничего не сказать. Это был конкретный шок! Зашквар! Отрыв башки! Рассказывать сказки, что, мол, не верю, не может быть, ущипните меня, я не буду. Во-первых, потому что не Станиславский, чтобы играться в – верю-не-верю, а во-вторых, потому что всё в этой жизни может быть. Только почему это случилось со мной? За каким меня то крюком зацепило, а? Какая здесь подковыка? Может статься, что и биполярочка. Не иначе.