Флатус

Кхм… Так, о чем это я? А! И знаешь, что я ей сказал, когда мы столкнулись?

– Нет, господин полицмейстер, – ответил я, смутившись от того, что Алексей Николаевич начал говорить на отвлеченную тему.

– “Куда мчишь, дура старая”, – в голосе Чудновского промелькнула нотка досады за произнесенные слова. Он смолк на десяток секунд и добавил: – Да и лишним было бить ее по голове дубинкой…

– Вы ударили женщину?! – удивился я.

– Да ты что! – возмущенно ответил полицмейстер. – Ее собаку. Она начала тявкать, ну я и приложился слегка.

Вот про это я и говорю тебе! Не хватает мне академического этикета!

– Ну…знаете… – я слегка заколебался перед ответом. – Если выпадет свободная минутка, я могу с вами позаниматься…

– О! Отличная мысль, Какушкин! – восторженно ответил Чудновский и я заметил, как он немного воодушевился этой идеей. Повернувшись ко мне всем корпусом, Алексей Николаевич заискивающе спросил: – Может быть стоило бабку дубинкой пригреть? Я тут подумал, а собака-то в чем была виновата?

– Не стоило вообще кого-то бить, – я удивился, когда услышал в своем голосе нескрываемое раздражение.

Произошло это неожиданно, и мне сразу же захотелось извиниться перед Алексеем Николаевичем за этот оскорбительный тон, но он тут же отвернулся и смолк.

– Рассказывай обстоятельства случившегося, – произнес Чудновский, насупившись.

Обрадовавшись, что мы переходим к сути дела, я тут же задавил ноющее чувство вины и ответил:

– В двенадцать часов ночи городовой Просаков, как обычно, совершал обход улиц.

Патрулируя Леворадикальную, он услышал душераздирающий женский крик. Он доносился из ветхого дома, на краю улицы. Прибежав на него, Просаков увидел внутри дома женщину. Распластавшись на кровати, она рыдала и показывала рукой на открытое окно в комнате. Ну городовой начал расспрашивать, что случилось. Женщина говорит, что, как обычно, в районе десяти часов вечера легла спать…

– Как она спала? – перебил меня Чудновский.

– Ну… – я вновь замялся. – На боку, наверное… Не знаю.

Алексей Николаевич задумчиво смотрел вперед, закручивая кончики своих усов.

– Так вот… Часа два она ворочалась и пыталась уснуть. И когда дрем ее все же одолел, у нее скрутило живот…и она решила по-тихому… ну… офлатуситься… И тут, когда непродолжительный процесс уже подходил к концу, она услышала шуршание бумажного пакета… Конечно, среди бедняков слухи расходятся быстро, и она уже была наслышана о маньяке с бумажным пакетом и его трех жертвах.