Тьма

Игорь с легкой усмешкой посмотрел им вслед и, неожиданно для самого себя, отчетливо вспомнил сон, приснившийся накануне…

Они с Николаем сидели по обеим сторонам старого письменного стола, что стоит в небольшой каморке, заменяющей им офис. Вся отделка помещения была выполнении их руками, с безграничной любовью и данью моде. Вот только во сне, вместо того, чтобы радовать глаза, все вокруг вызывало в Игоре отвращение.

По покрытым грязными пятнами стенам ползали тараканы, иногда с чавкающим хрустом раскусываемых орехов, падающие на пол.

Грязно-зеленая плесень покрывала мебель, наполняя воздух запахом могилы. Окна были затянуты паутиной, а единственная лампочка под потолком тускло мигала.

Ледяной холодок надвигающегося ужаса воной накрыл Игоря, сердце заколотилось, словно бешенное. Мошкарев попытался встать, но укоризненный взгляд Николая вдавил его в кресло.

– Смотри, Игорь, – странным свистящим голосом проговорил компаньон, доставая из-под стола бутылку с темно-бурой жидкостью.

 – Это наш новый сорт пива… ты же этого хотел?!

Вязкой струей жидкость льется в стакан, переливаясь через края, и растекаясь по столу отвратительным пятном. И в этот момент Игорь понимает, что в бутылке не пиво! Через высокие края стакана, играя розовой пеной, льется темно-красная кровь.

Комната словно сжимается, и перекошенное злорадной ухмылкой лицо Николая закрывает собой весь мир. Со все нарастающим ужасом Игорь слышит, как открывается дверь, впуская в ставший тесным офис их юриста Сергея.

Его и без того высокая и худа фигура кажется еще больше вытянутой, и подпирает головой потолок.

– Поставщики не идут на уступки! – полным отчаяния голосом говорит он, и швыряет на стол завернутый в газету предмет. – Даже это не смогло ублажить их!

Предмет катится по столу, вдруг сделавшимся необычайно длинны, теряя по пути листы газеты, и когда останавливается на самом краю, Игорь понимает, что это. Пустыми глазницами, с сочащейся из них кровью, на него безмолвно смотрит отрезанная голова его брата Вячеслава…

Игорь тряхнул головой, отгоняя наваждение.

Он понимал, что это всего лишь сон. Не умнее и не глупее прочих, а он не толкователь сновидений, чтобы понять смысл кошмара, привидевшегося ему. Да и не верил он в какое-то особое значение снов, ни по Фрейду, ни в толковании бабок-гадалок. Воспоминание о страшном сне улетело в темно-голубую высь вечернего неба, сумев все же оставить после себя горький осадок.