И посетителя посетила смерть. Книга II. Другая чаша

(«Уйми её!») Тот притянул Анку к себе, но она вывернулась из-под его руки:

– Знаешь, дядечка, а мне Егупа не жалко! – она сказала это с отчаянным вызовом в голосе, во взгляде, во всей своей хрупкой стати. – Он ведь даже домашним хлеба вдоволь не давал, всё на продажу шло. Только мы с его матерью то, что он нам выделял, тайком половинили, и я относила горбушки соседским ребятишкам. Они ели, но всё равно меня дразнили. Каждый раз, когда я шла по улице, они бежали за мной и кричали: «Дай хлеба, Егуповский выкормыш!»

8

Московское великое княжество,

Устюг, Успенский собор,

за 14 дней водного пути до Перми,

в год 6918 месяца страдника в 9-й день,

шестой час

Полёт.

Чьи поршни? Епитимья за побоище

К величайшему своему удивлению Кирилл вдруг понял, что летит. Так и не успев почувствовать себя птицей, он приземлился, распластавшись на паперти. Приоткрыв один глаз, а за ним и второй, Кирилл обнаружил, что лежит, уткнувшись носом в пыльные поршни.

Они показались ему очень знакомыми. Полежав ещё немного, Кирилл понял, что обувка напоминает ему его собственную. Проворно вскочив на ноги, он убедился, что его поршни всё же там, где им и полагается быть. Но и вторая пара поршней тоже осталась стоять на прежнем месте.

Кирилл поднял глаза вверх и увидел пышного, как тесто на опаре, батюшку. Тот грозил пухлым пальцем топтавшемуся на крыльце ратнику:

– Ты что творишь? На чернеца замахиваешься?!

– Так он из Новгорода!

– А ты, отче, и вправду из Новгорода?

Кирилл сопел, переминаясь с ноги на ногу.

Расценив это как положительный ответ, батюшка округло развел руками, словно приобнял всё сущее:

– Тогда удивляться не должен, что с тобой так обошлись, – и, повернувшись к ратнику, нахмурил пушистые бровки, из-под которых озорно блестели бусинки глаз: – А ты кулаками тут не маши! В храме перед Богом все одинаковы. Повинись!

– Ни за что!

– Тогда за побоище в храме накладываю на тебя епитимью на седмицу.

Аминь! Изыди с очей моих!

Ратник всхрапнул как зряшно огретый плетью конь.

– Не так страшна ошибка, как её исправление, – вздохнул батюшка. – Вот о чём новгородскому епископу следовало подумать.

Встретив растерянно-недоумённый взгляд Кирилла, удивился:

– Что ж ты за новгородец такой, если не понимаешь, о чем я толкую?

– Да я… – начал было Кирилл, но осёкся («У людей родословная, а у меня подорожная..»).