Ричбич

Только сегодня играю не для своего удовольствия, а для сдержанной улыбки отца.

… – Анна, – ко мне подходит мужчина преклонных лет.

– Да, папа, – его раздражает, когда на людях я обращаюсь к нему не по имени-отчеству. Словно каждый раз он теряет очки авторитета.

– Борис Анатольевич, – язвительно напоминает подвижная испанская бородка, такая же белая, как и жиденькие волосы на макушке. Отец говорит, пропуская воздух через чуть приоткрытый рот, – это у него означает верх раздраженности.

Закатываю глаза:

– Да, Борис Анатольевич.

–– Анна, тренировка уже семь минут как началась, – наставительный монотонный гундеж несется со стороны испанской бородки.

Я соглашаюсь и присоединяюсь к остальным тренирующимся.

Отец переключается на весь зал и громко хлопает в ладоши, привлекая внимание спортсменов:

– Так, продолжаем разминку.

Зал размечен длинными белыми линиями, формирующими коридоры для энергично приседающих фехтовальщиков. Два десятка проваливающихся в недошпагате парней и девушек – словно молоточки в рояле отбивают бит на выдохе.

Вверх-вниз. Старательно. Посматривая на отца, то есть на Бориса Анатольевича. Вверх-вниз.

– Так, хорошо. Покажите мне правильную стойку, – отец обрывает запыхавшихся учеников. – Анна, как выглядит правильная стойка, – не глядя, указывает он, вытянув руку. Внимание зала переключается на меня – на призера кубка Европы, на призера чемпионата России 2015 и 2016 годов. Встаю в стойку с видом, соответствующим моим регалиям.

– Что это, – презрительно сморщившись, разводит руками Борис Анатольевич.

 – Это что по-твоему, стойка? Где должна быть левая рука? – он дергает меня за руку. – Осанка должна быть, как кол в спине, прямая. Перемести, – берет за талию, – перемести центр тяжести, – отдергивает меня назад и мотает туда-сюда в стороны. – Твои победы больше похожи на случайность с таким подходом к спорту, – вот что на весь зал говорит мой тренер.

Чувствую, как стремительно краснею. Ноздри раздуваются, втягивая спертый воздух.

Темно-коричневая краска, будто тягучая смола, ползет на меня из-под кроссовок. Она делает неподвижными ноги, ползет выше. Бедра, живот, грудь уже потонули в темной смоле. Вот она уже подбирается к вытянутой руке со шпагой.

– Голову выше, – тренер бесцеремонно приподнимает мой подбородок.

Смола удушливо сдавливает горло. А в руке я держу уже не рукоять шпаги, а часть следователя. Вытянутую, жесткую, возбужденную часть Андрея Геннадьевича.