Продавец пуговиц

Вот и подъезд с кованным козырьком. Детская коляска, оставленная под лестницей. Ступеньки. Обитая дверь с рисунком из гвоздей. Квартира. Он открыл замок. Хлопнула дверь. Связка ключей повисла в скважине. Тяжелый брелок застучал по двери в месте, где уже остался ряд мелких вмятин. Алексей скинул верхнюю одежду, ботинки стукнувшись о стену, неуклюже развалились на половике.

Переодевшись в пижаму, он тщательно застегнул пуговицы в особом, нужном, как ему казалось, именно сейчас порядке и лег на кровать. Постель не перестилалась несколько дней.

Громкое тиканье часов нарушало тишину дома.

Алексей долго не мог заснуть. Простыни съезжали от ворочающихся движений, сминались, комкались и сползали с кровати. Подушка стала неприятно теплой. Он так и не увидел то существо, но ясно представлял его по внутренним ощущениям и знаниям. Представлял его и уже далеко не впервые. Серо-черное пятно каждый раз принимало совершенно определенную форму, что-то типа детской юлы. В движение эта штука приводилась не винтообразным осевым стержнем (он протыкал игрушку насквозь), а именно обмотанными вокруг нитками или тонкими веревками, как при раскручивании латиноамериканского тромпо.

«Нитки. Они держат все и не дают оторваться, и они же душат тебя, когда ты это осознаешь», – шептала игрушка.

Около часа ночи Алексей схватил с тумбочки домашний телефон. Пальцы спешно набрали в темноте случайный номер. Дождавшись, когда возьмут трубку, он сказал то, что должен был хоть кто-то слышать, во что должен был хоть кто-то поверить:

– Пуговицы – не какая-то ерунда! А человек, приложив усилия, может осуществить свою мечту! Слово «невозможно» придумали слабаки!

Сказал и сразу, дернув за шнур, отключил телефон.

Ему немного полегчало, и вскоре он уснул. В окно светила полная луна, тень от кровати на противоположной стене украшалась, пристроенной на изголовье штуковиной, по форме напоминающей трёхмерные проекции гиперкубов в любых измерениях.

Глава 2. Ульяна

Пошатываясь и чуть дрожа при каждом шаге, он вяло брел по улице и присматривался к прохожим, щуря мутные гноящиеся глаза: он точно знал – людей следует опасаться.

Он хотел быть крошечным, ужаться до размера серой мыши и залезть в самую узкую щель, но был от природы не таким уж маленьким, хотя сейчас и очень худым. Он бы зашел в какой-нибудь закуток, спрятался от всех и тихо умер, но и этого сделать ему не давали. Кто-то обязательно появлялся рядом с плохим убежищем и прогонял бродягу.